Коронованный наемник (СИ)

Еще через секунду казначей, все еще хмурясь, последовал его примеру. Лязгнув доспехами, одним движением склонились перед княжной ряды рыцарей. Еще несколько мгновений площадь безмолвствовала, пока одинокий голос не выкрикнул:

- Храни тебя Валар, светлая княжна!

И, подхватив этот возглас, которым в Ирин-Тауре издревле сопровождали коронацию, многосотенная толпа опустилась ниц перед изнуренной девушкой в слишком просторном черном платье, единственной наследницей Бервирова престола.

NB:Все желающие могут послушать композицию “Хельга” по этой ссылке. Не чинитесь другим названием и исполнителем. Фанфик – так уж во всем))).

https://www.youtube.com/watch?v=QFlKx3YPL5I&index=1&list=RDQFlKx3YPL5I

====== Глава 47. Жить любым ======

-… Отступая, они все равно успели ограбить несколько деревень. Причем об употреблении многих предметов они имеют самое необычное представление. Вообразите себе, миледи, каковы были эти воины, щеголявшие кто в вышитых скатертях, а кто и в дамских ночных сорочках прямо поверх своих варварских одеяний!

Камрин, утирая выступившие от хохота слезы, лишь отмахнулась:

- Эру с вами, Леголас, вы меня разыгрываете!

Но лихолесец драматическим жестом прижал ладони к груди:

- Клянусь!

- Принц не шутит, – Сармагат тоже сдерживал смех, но губы его предательски подрагивали, – я сам не раз видел подобные казусы. Дунландцам нужно отдать должное, это храбрый и сплоченный народ, но во многом почти дикари и подчас поразительно наивны.

… Они втроем сидели за ужином. С момента последнего разговора с Сармагатом, потрясенный Леголас поначалу не знал, как держать себя с тем, кого теперь уже не мог считать просто орочьим вождем. Он почти сутки не смыкал глаз, то неистовствовал, уверенный, что Сармагат пытается запугать его и лишить надежды, то вдруг обессиленно сидел на своем ложе, блуждая меж воспоминаний о Гвадале и против воли ища в своем недавнем враге дорогие черты. Его никто не тревожил, кроме невзрачного слуги-орка, что безмолвно приносил ему еду и так же безмолвно исчезал. Сармагат словно давал своему пленнику в одиночестве обдумать все, что обрушилось на него за последние дни.

А вечером вождь пригласил его к ужину, и в зале Леголаса ждала Камрин. Она на свой обычный манер прямо пошла навстречу его взгляду, и лихолесец напрасно искал в ее лице признаки смущения или настороженности. Она уже все знала, но отчего-то не прятала глаз с тем лицемерным тактом, которым большинство людей прикрывают свой праздный интерес к чужому несчастью.

Трапеза началась в общем ощущении неловкости: Леголас так и не решил, как вести себя с Гвадалом, и незамысловато сосредоточился на еде, а орк все так же предоставлял принцу самому определить, где пересечь границу этого отчуждения. Но Камрин, хотя не пыталась нарочно завести разговор, невольно разбавила царившую за столом атмосферу напряженного ожидания. Она поморщилась при виде принесенного слугой кувшина:

- О Эру, нет, Сармагат, это пейте своим мужским дуэтом, я не хочу замертво рухнуть под стол.

Эта будничная фраза разом внесла в тишину какой-то другой оттенок, и Леголас сам показался себе обиженным отроком, что назло не поднимает глаз на выпоровшего его учителя. Он терпеть не мог чувствовать себя мальчишкой… И лихолесец слегка принужденно улыбнулся Камрин:

- Так позвольте, я налью вам вина, миледи.

… Леголас так и не заметил, из чего соткалось странное очарование того вечера. Едва уловимая гримаса Сармагата, когда он наливал вино в кубок девушки – орку оно тоже казалось отвратительным. Машинальное движение, которым вождь завязал салфетку узлом – Гвадалу под случайную задумчивость был свойственен этот несветский жест, предмет вечных насмешек царственного друга. И слегка суетливая попытка незаметно ее развязать, тоже донельзя знакомая Леголасу.

Все эти тонкие, малозначимые нити незаметно сплетали некое общее полотно, и лихолесец все острее ощущал, как ослабевают какие-то тугие, до отказа сжатые внутренние пружины, уже ставшие привычными, как колотье в застарелых шрамах. Скальный форт и твердая рука Сарна, сжимающая его плечо жестом неколебимой поддержки. Бестрепетно протянутая ладонь Йолафа: «Можешь на меня рассчитывать.» Полыхающие бешенством глаза Элемира: «Это же наш командир!»

Все они принимали его таким, каков он стал, но он не мог отделаться от затаенного чувства, что все они были другими. Всем им приходилось что-то преодолевать в себе, чтоб открыто смотреть ему в глаза. Сочувствие? Страх? Невольное отвращение? Трудно сказать, что именно это было, но он понимал, что и сам на их месте испытывал бы содрогание. И потому острый коготь стыда, засевший в глубины сознания, не покидал его в присутствии тех, кто был дорог ему. Здесь была и неизбывная эльфийская гордость, которой претит чужое сострадание. И мучительное понимание, что его беда причиняет боль тем, кто продолжает его любить. И подспудная, примитивная ненависть к утраченной эльфийской сущности, ненависть хворого к здоровым, несправедливая, и оттого еще более лютая. Теперь Леголас знал, где таятся корни неукротимой орочьей злобы на эльфов…