- Миледи, – меж тем продолжал сенешаль, – позвольте задать вам несколько вопросов. Что подарил вам в семилетнем возрасте прибывший из Эсгарота посол?
Эрсилия слегка улыбнулась:
- Господин посол преподнес мне фарфоровую куклу в лиловом платье. В десять лет я нечаянно разбила ее, уронив со ступенек, и обливалась слезами несколько дней.
- Любезный Ральф! – голос Эрсилии потонул в громком восклицании, и к сенешалю приблизился казначей, – все это прекрасно, а только если даже кухарка уже почитается за ценного свидетеля, укажите мне причину, по которой историю с фарфоровой куклой не могла за три медяка продать самозванке любая служанка!
- Я стар, но еще не слеп! – повысил голос сенешаль, – и сия девица несомненно весьма похожа на княжну, какой я помню ее!
- Неужели? – казначей вскинул брови, – а где же тогда та особа, которую князь Иниваэль столько месяцев называл дочерью? Куда она делась? Согласитесь, ее свидетельство было бы самым надежным. И какого Моргота вообще было замещать кем-то княжну? Не иначе, если эта девица не лжет, то ее предшественница была обыкновенной шпионкой своего орочьего патрона.
- На это вам могу ответить я, – раздался голос Сарна, – леди Камрин разыскивает нашего командира принца Леголаса, пораженного той же болезнью, что и княжна Эрсилия. Увы, она не знает, что князь Иниваэль почил. Иначе она была бы здесь, чтоб засвидетельствовать слова подлинной княжны. Подмена была задумана, дабы не сеять в княжестве панику и не провоцировать раздоров. Что же до предшественницы… – тут эльф сделал паузу, и в его голосе зазвучала ледяная сталь, – не вам, милорд, судить женщину, которая лично ездила в деревни, чтоб отвезти селянам лекарственные снадобья, которая пеклась о каждом в этом замке, от самого князя и до мальчишек-конюхов, которая предупредила меня об атаке на город, которая сама руководила обустройством лазаретов, и которая, едва не погибнув, вывезла из штаба орков документ, что позволил исцелить истинную княжну, а теперь, вероятно, позволит исцелить еще многих, которых их семьи уже успели оплакать.
Эта отповедь всколыхнула в толпе взволнованный рокот: об этой стороне возвращения княжны, видимо, никто подумать не упомнил.
Казначей нахмурился и резко спросил:
- Миледи, где ныне находится гранатовая брошь, что изображена на портрете княгини Эйлин в парадном зале?
- Ашлин, – поправила Эрсилия, и казначей нахмурился сильнее – ловушка не сработала. – Брошь погребена вместе с моей прабабкой Гвендол.
- Это тоже общеизвестный факт, – огрызнулся придворный и отошел от княжны.
- Погодите, господа, – раздался негромкий голос, и на галерею поднялся седой сухопарый мужчина, – мне кажется, я знаю, как именно доказать истину. Скажите, дитя, – обратился он к Эрсилии, – вы знаете меня?
- Конечно, – княжна впервые улыбнулась открыто и приветливо, – вы мой первый учитель музыки, мастер Адамар. Я не видела вас столько лет… Вы уехали в Гондор, говорили, что навсегда.
- Я не прижился в этом шумном краю, – усмехнулся Адамар, – и вернулся всего полгода назад.
- Вот оно что, – протянул сенешаль, – а ведь вы правы, княжна не узнала вас, когда вы вошли в замок и приветствовали ее.
- Именно, – кивнул учитель, – я тоже крайне удивился произошедшим в ее облике переменам. А на все мои просьбы вернуться к музицированию княжна отшучивалась, и я видел, что сия тема ей неприятна. Не скрою, меня это зело огорчало. Дитя, не уважите ли старика?
Йолаф мгновенно понял старого музыканта, и лицо его просветлело. Он кивнул одному из часовых, и через четверть часа на галерею осторожно вынесли арфу.
Эрсилия шагнула к инструменту, провела ладонью по слегка пыльному чехлу, стянула тонкий сафьян, и солнечные лучи блеснули на тугих струнах. Опустившись на услужливо принесенную скамью, она несмело коснулась пальцами струн:
- Даже не расстроена… – пробормотала она.
Адамар кивнул:
- Я настраивал ее сам, пенял княжне на леность.
Эрсилия на миг закрыла глаза. Подняла руки и взяла первый аккорд. Тонкие пальцы побежали по блестящим нитям, спотыкаясь, запинаясь, беспомощно замирая и будто вслепую ища следующую ноту. Но вскоре потерявшие сноровку руки словно проснулись, вспоминая прежнее мастерство. Плавный перебор струн плыл над замершей площадью.
- «Хельга», – пронесся вздох в толпе.
Эту мелодию Адамар лично написал для княжны. То был их общий подарок княгине к какому-то событию, единственный раз, когда Эрсилия играла перед подданными, здесь же, на этом открытом балконе, украшенном тогда стягами и гирляндами цветов.
Эрсилия не замечала, как по ее щекам снова заскользили горячие дорожки слез. Она играла, то ли запоздало прощаясь с ушедшей матерью, то ли напротив, оживляя для себя прежние счастливые дни, которые не умела тогда ценить. Говор струн взмыл к шпилям старинных башен, последний аккорд растворился в морозном воздухе. Недолгая тишина повисла над площадью. А потом сенешаль шагнул к Эрсилии и преклонил перед ней колено:
- С возвращением, ваше сиятельство.