Коронованный наемник (СИ)

- Нет, – спокойно отозвался Сармагат, – это укрытие появилось у меня лишь в последние годы. Я живу в горах с моим кланом, туда я, вероятно, и вернусь, когда все закончится.

- Все закончится… – пробормотал Леголас, – а тебя ждет кто-нибудь? – вдруг спросил он, поддавшись какому-то трудно объяснимому порыву.

- Меня ждут мои соплеменники, – сдержанно ответил орк.

Принц покачал головой:

- Я не об этом, Гвадал. Прости, я знаю, что лезу не в свои дела. Но между тобой и леди Камрин…

- Вот и не лезь, – оборвал его вождь, и в его голосе ощутимо повеяло холодом, – и не называй меня Гвадалом.

Принц ощутил, как меж ним и орком вдруг возникла незримая стена, отгораживающая от него прежнего Гвадала, уже успевшего прорваться в кольцо его вынужденного одиночества, и это всколыхнуло в нем неожиданную злость:

- Я буду называть тебя тем, кем ты всегда был для меня, – отрезал Леголас, вспыхивая, – а цепляться к именам и притворяться, что Гвадала не существовало – это ребячество.

Ноздри орка дрогнули, на дне глаз зажегся гневный огонек:

- Замолчи, мальчишка. Ты ничего обо мне не знаешь.

- Вот как? Тебе не нравятся мои слова? – Леголас подался вперед, – тогда скажу иначе. Это трусость.

Секунду орк сидел неподвижно, а потом с ревом вскочил на ноги, одной рукой хватая принца за горло и, словно ребенка, вздергивая на ноги. Леголас уже изготовился отразить удар, когда Сармагат вдруг разжал пальцы, роняя его обратно в кресло, и сам тоже тяжело опустился на прежнее место.

- Ты прав, – коротко и тускло обронил он, – это трусость. Но ты не понимаешь. Приходит время, когда тебе нужно либо принять своего орка окончательно, либо постепенно сойти с ума от бесконечных внутренних раздоров. Но Гвадал отказывается уходить. Долгие годы он не давал о себе знать, я почти забыл о нем. Но я поторопился. Он жив и порой напоминает о себе. Не скрою, иногда… весьма кстати. Но, однажды пережив войну в самом себе, страшно пережить ее снова.

Леголас, успевший было пожалеть, что нарушил своей бесцеремонностью мирное течение вечера, взволнованно нахмурился:

- То есть, где-то внутри эльф все равно остается. Как ты ощущаешь его?

Сармагат долго молчал, глядя в огонь. Потом медленно повернул голову к собеседнику:

- Недавно я ранил Камрин из арбалета. Случайно. Я не узнал ее, ослепленный бешенством. Рана была почти смертельна. Ей мог помочь только эльфийский целитель, но до Тон-Гарта было далеко, Камрин бы просто истекла кровью еще на полпути. Я не знаю, на что я в тот миг рассчитывал. Но я был в отчаянии и попытался остановить кровь так, как делал это прежде. Двадцать пять лет я не вспоминал целительских напевов, но слова сами родились в памяти, будто я произносил их каждый день. У меня получилось, Леголас. И я довез Тугхаш живой. Я едва не умер той ночью, орк мстил эльфу. Но с той ночи Гвадал чаще прорывается во мне. То в жесте, то просто во сне. Он будто снова уверовал в свое право на жизнь. И это пугает меня.

«Тугхаш, – подумал Леголас, и в памяти сама собой всплыла темная трапезная в рыцарском штабе, – шпион человечьей крови в стане врага. Имя орочье, смешное, словно уголек из камина выпал… Так вот, о ком толковал Гослин…»

- Что значит «Тугхаш»? – тихо спросил лихолесец, снова готовый к взрыву ярости. Но Сармагат ровно ответил:

- «Последний Огонек».

Леголас запнулся, но все равно невольно добавил:

- Она так тебе дорога?

- Она – единственное в моей жизни, что имеет настоящий смысл. Хотя, чтоб понять это, мне пришлось едва не потерять ее, – так же сдержанно, но искренне пояснил Сармагат, глядя в огонь.

Принц замолчал, ощутив, что снова что-то упускает. Что за странные отношения связывали Гвадала и многоликую сестру мятежника Йолафа? Он не мог ошибиться, глядя в ее глаза, устремленные на орочьего вождя. Никто не ошибся бы… Так кем она была? Возлюбленной? Шпионкой? Или он вовсе ничего не смыслит в человеческих чувствах? А Сармагат словно услышал его мысли. Не отводя глаз от камина, он спокойно проговорил:

- Тебе это все кажется абсурдом? Или же я выгляжу слепым влюбленным олухом?

Леголас молчал. И орк усмехнулся:

- Молчишь… Спрашивай, не стесняйся. Ты и так уже достаточно выспросил. Я знаю, что Тугхаш шпионила для Йолафа, знаю, что это они вдвоем организовали похищение свитка. Она очень любит Эрсилию, глупо было предполагать, что она не попытается спасти ее в обход моих планов. Я никогда не ожидал от нее покорности, это не в ее характере. И все равно неизменно закрывал глаза на любые ее интриги. Я сам виноват во всех своих недосмотрах, просчетах и промахах. Чувства к Тугхаш всегда подводили меня. Ведь она меня любит. Любит, несмотря ни на что. Леголас, мы все так жаждем любить… Пишем о любви стихи, поем о ней баллады… А на поверку оказывается, что мы намного сильнее хотим быть любимыми, словно только это дает нам веру, что наша жизнь оправдана.

Усмешка вождя окрасилась горьковатой нежностью: