Коронованный наемник (СИ)

Рыцарь принял откупоренную бутылку и отпил несколько глотков. Терпкое ароматное вино слегка обожгло гортань, оставляя за собой упоительный привкус винограда, успевшего вобрать в себя солнечные лучи лихолесских холмов и горьковатую стыть первых осенних заморозков. Восхищенно покачав головой, Йолаф вернул бутылку эльфу. Тот тоже отхлебнул, посмаковал вино и на миг прикрыл глаза, блаженно вздыхая. Рыцарь почти неосознанно усмехнулся: право, нужно научиться так наслаждаться хорошим вином... А эльф снова поднял глаза к холодным искоркам звезд, медленно разгоравшимся на темнеющем небосклоне, и негромко проговорил:

- С этого вина и началась наша с Леголасом дружба. Нам было по нескольку сотен лет, совсем мальчишки. Нас обоих отвергла одна девица, и сгоряча в тот же вечер мы подрались. Мелькорова плешь, какая была свирепая драка! Мы почти час махались на кулаках, как одержимые, попортили лица, насажали синяков, пальцы в кровь рассвежевали и были уверены, что между нами состоялся настоящий честный бой. Сейчас мы за десять минут изувечили бы друг друга так, что целитель сутки бы не отходил… – в голосе лихолесца все яснее звучала улыбка, – потом Леголас пригласил меня в погреба, и мы мертвецки напились вот этим самым вином. Не представляю, что устроил назавтра Леголасу государь… Я всего-то сын стременного, откуда мне было знать, что меня угощали из бочонка, специально поднятого из хранилищ аккурат к визиту владыки Элронда и его сыновей. Видел бы ты этих напыщенных индюков. Хм… а ведь я так и не успел побывать в Имладрисе… Леголас рассказывал, что там с западных отрогов гор струятся водопады, в первых лучах зари походящие на каскады расплавленного золота… Хотя знаешь, Эру с ним. Я повидал разные края и немало чудес. Озерный город Эсгарот, где дома нарядные, словно детские игрушки, а в ясные дни гладь воды похожа на полированный аквамарин. Лориэн, в котором жилища будто скроены из кружев прямо на ветвях золотых мэллорнов. Осгилиат, где куют превосходные доспехи, а девушки носят такие низкие корсажи, что только и следи, чтоб не засмотреться. Да только ничто не сравнится с Лихолесьем, с нашими чащами, где балрог ноги переломает, болотами, полными змей и неизменной слякотью каждую осень, как раз в сезон охоты…

Сарн говорил и говорил. Неторопливо, с раздумчивыми паузами, словно пробуя слова на вкус. Казалось, он не обращался к Йолафу, просто сидя на берегу своей долгой и полной превратностей жизни, погружая руки в струящиеся потоки воспоминаний и отдаваясь их прихотливому бегу. Рыцарь не перебивал. Он, будто завороженный, слушал этот неспешный рассказ, не отрывая взгляда от лихолесца.

Он так мало успел узнать его… Йолаф знал прежде эльфов лишь по книгам, сказаниям, балладам и привык считать их существами какого-то совершенно иного, высшего, недосягаемого порядка. Этот лихолесский воин совсем не походил на тех почти бесплотных созданий в длинных шелковых одеяниях, что были изображены на желтоватых страницах. Только не он, со своими резковатыми манерами, неприметным и местами потертым камзолом, густым загаром, мозолями от тетивы на длинных сильных пальцах, наскоро заплетенной смоляной гривой и умением вычурно и замысловато браниться. И рыцарь едва ли всерьез помнил, что Сарн тоже принадлежит к дивному племени Первых детей Эру.

А сейчас шумная и суетливая столица была далеко, вместе с хлопотами, заботами, круговертью лиц, обязанностей и тревог. Темнело, запад дотлевал закатом, и несгибаемый командир эльфийского отряда словно отступил в сгустившиеся сумерки, оставив на своем месте кого-то другого, совершенно незнакомого Йолафу…

… Сарн постучался к коменданту уже ночью. Пробивавшаяся из-под двери полоса света свидетельствовала, что Йолаф не спал, но показавшийся на пороге рыцарь в помятой камизе и с гусиным пером в руке весьма удивился позднему гостю.

Это был недолгий разговор… Эльф не был многословен, но Йолафу и не требовалось долгих объяснений. Он понял Сарна. Понял сразу же и отчего-то совсем не удивился. Только дыхание вдруг перехватило, словно его с размаху ударили в грудь, вогнав в нее остроконечный ледяной осколок. И губы вдруг занемели, и перо сухо хрустнуло, переломившись в сжавшихся пальцах. Но Йолаф знал – он не откажет. Он не вправе отказать. Потому что перед этим отчаянным решением, этим немыслимым выбором меркнут глупые человеческие резоны. Он поедет с Сарном. Он поможет ему доставить Леголаса к Плачущей Хельге. Он будет неустанно поддерживать огонь, отгоняя хищников. А потом закусит губы так, чтоб теплые капли потекли по подбородку, задержит дыхание, натянет лук и убьет его. Убьет эльфа, который держал в руках жизнь и честь его сестры и сберег и то и другое. Эльфа, который возглавлял оборону его родного города. Эльфа, который ничего не был должен ему, но при первой же нужде протянул ему руку помощи. Убьет быстро и бестрепетно. Потому что иначе нельзя. И потому что это единственный способ отблагодарить его. Сделать то, что откажутся сделать другие. Взять на себя этот долг и научиться с этим жить…