Коронованный наемник (СИ)

- Верно. В ответ же на мою отповедь, орк усмехнулся и сказал, что я еще не знаком с новой княжной. На его зов явился один из его мерзких лакеишек и ввел в зал... Камрин. Принц, это была она… Я сразу узнал ее, хоть и не сразу поверил… Она так изменилась… Кэмми все эти годы была в плену у Сармагата. Он пощадил ее, более того, она вовсе не была измождена или напугана. Я не знал тогда, как Сармагат сумел подчинить ее своему влиянию, но Камрин уже все знала и готова была действовать. Встреча с сестрой потрясла меня, но верить Сармагату я все же не мог и тем более не хотел ему помогать. Опасаясь все же, что он не лжет о недуге Эрсилии, я выставил условие, что заберу княжну в Тон-Гарт до тех пор, пока болезнь не проявится. Если же это произойдет – я выполню все требования Сармагата. Орк лишь усмехнулся и согласился в тот же миг, что, по сути, убедило меня в его правоте. Ту ночь я провел в разговорах с сестрой. Кэмми изменилась… да. Но она все же осталась собой. Она сначала рыдала у меня на плече, потом взахлеб рассказывала о годах плена, потом снова плакала об Эрсилии. Ну а дальше… Я привез княжну в столицу. Месяц она провела в своих покоях, почти не выходя и не принимая никого, кроме меня и отца. Даже слуги не видели ее. Она боялась, что болезнь даст о себе знать, и о ней станет известно в Тон-Гарте. Вероятно, она чувствовала. Потом началось… Бессонница, приступы ярости, затем отметины на лице… – Йолаф болезненно прикусил губу, нахмурился, – да что там говорить… Через две недели после начала обращения я отвез Эрсилию к Сармагату, забрал Камрин и согласился на все условия. Кэмми быстро вошла в свою роль, а в замке объявили, что княжна встала с одра долгой болезни… Я же начал готовить восстание… Поначалу мне не верили, я не раз стоял на грани смерти от рук собственных однополчан. Но я убеждал их, что в княжестве завелась страшная болезнь, она грозит всем, а князь не согласен вести переговоры с орками, которые знают, как бороться с напастью. Не буду вас утомлять… Я изворачивался, подстрекал, рассказывал жуткие подробности о Волчьем безумии, клял князя за преступное бездействие, слабость, уверял, что вдали от его притеснений мы, быть может, сумеем найти причину беды. Затем, словно мне в подмогу, в деревнях там и сям участились случаи хвори, появились разбойничьи банды, начался голод, князь же все туже затягивал узлы, отправляя нас в патрули и приказывая наказывать плетьми на неуплату податей. Одним словом, мне удался замысел Сармагата. Пришел день, когда войска, взбешенные царящими в княжестве тиранией и беззаконием, покинули столицу во главе со мной. С тех пор мы прячемся в пещерах. Несмотря на требования Сармагата, мы пытались хоть немного держать в узде разбойников и мародеров. Когда обращение Эрсилии усугубилось, и она стала неузнаваема, я забрал ее к себе. Она боится орков, я последний, кого она пока еще узнает. Остальное вы знаете…

Леголас слушал этот непростой, местами совершенно неправдоподобный рассказ. И со странной отчетливостью понимал, что за тривиальными фразами, за лишенными всякого красноречия, сухими оборотами зияет целая пропасть боли, сомнений, страданий и мучительной необходимости тяжкого выбора.

- Вам нелегко пришлось, Йолаф, – пробормотал он, сдвигая брови, – но Эру… Я не понимаю… Как можно подменить человека в родном доме? Все в княжестве уверены, что в замке заправляет Эрсилия.

Рыцарь усмехнулся уголками губ:

- Эльфы… Что для вас два года… Вы не представляете себе, Леголас, как этот короткий срок способен изменить юную деву. Как бескрылый гусенок, нелепый, длинношеий, угловатый и трогательный вдруг обращается белым лебедем… В Ирин-Тауре нравы среди придворных дам строги, не чета крестьянству, девицам на выданье не положено часто появляться перед солдатами и гостями, на людях им покрывают голову и плечи, а лицо слишком сильно меняется, взрослея, довольно и серых глаз, чтоб всех вести в заблуждение. То, что Кэмми сейчас часто ходит без покрывала – дань ее статусу незамужней хозяйки замка. Слуги поахали, как изменила княжну разлука, смерть матери и долгая болезнь, тем дело и ограничилось.

- А князь Иниваэль? Не станете ли вы утверждать…

- Конечно, нет… Князь в курсе всей этой канители. Но если я на все готов ради Эрсилии – подумайте, что чувствует князь… На кону не лишь жизнь дочери, но и судьба всего княжества. Поначалу для него это было сущим кошмаром. Он очень сдал в тот страшный месяц. Но потом, к моему удивлению, он нашел в Камрин утешение. Она говорит, что подчас он даже наедине держится с нею совершенно, как с родной дочерью.

Лихолесец почувствовал, как вопросы, словно растревоженные пчелы, гудят в голове:

- Йолаф, как вы узнали меня в этом облике там, в лесу?

Рыцарь пожал широкими плечами:

- Я знал о вашей болезни давно. Кэмми рассказала.

Принц едва не подпрыгнул:

- Так Эрси… Камрин все это время знала, что я вскоре начну обращаться?

- Она догадывалась.

- Почему она не предупредила меня?