Однако походило на то, что тревожился рыцарь напрасно. Орк постоял у полутемного коридора, уныло выругался и двинулся дальше, даже не свернув к камере, а Йолаф опрометью бросился прочь и юркнул в следующий тоннель. Дальше мчаться, очертя голову, было нельзя, но и стоять в кромешной тьме смысла не было. Переждав несколько минут и убедившись, что вокруг по-прежнему царит тишина, рыцарь двинулся вперед вслепую. Ему необходим был хоть самый малый свет… За очередным поворотом обнаружился такой же догорающий факел, как у его собственной темницы. Йолаф шагнул к нему вплотную, запуская руку в разорванный шов, где обнаружился сложенный и потертый лист пергамента. Поднеся его к самому факелу, рыцарь развернул лист – на нем был изображен подробный план лабиринта, снабженный множеством пояснений. Превосходно, теперь дело было за малым – разобраться, где именно он находится сейчас. Углубившись в карту, Йолаф машинально потер мучительно ноющий висок. Моргот… он так старался, прикидываясь умирающим, что почти забыл, как реальна бывает лихорадка от плохо заживающих ран. Что говорить, она оказалась очень кстати. Можно изобразить апатию, бред и затрудненное дыхание, но жар и испарину не изобразишь. Однако как не хватает привычной ясности мысли…
Да, ее недоставало. Как недоставало и обычной остроты реакций. Иначе Йолаф непременно заметил бы, как из-за поворота показался могучий силуэт.
- Эй, а ты с какого балрога тут взялся? – рыкнул за спиной низкий голос, где гнев заметно заглушался удивлением. Пальцы Йолафа сжались на краях карты так, что побелели ногти. Он медленно обернулся: позади него стоял Манрок.
- Вон оно что. Да ты, брат, чародей, – орочий командир неспешно двинулся навстречу беглецу, – прямо-таки из мертвых восстал. А может статься, из врунов?
Манрок говорил негромко и лениво, оглядывая рыцаря нетрезво блестящими глазами. Он не спешил поднимать шум, понимая, что босой безоружный человек в рваном камзоле ему ничем не опасен.
- Нехорошо, приятель, – продолжил он, – господин велел тебя в живых оставить, милосердие, можно сказать, явил. А ты бродишь, где не попадя. Да еще вишь, стянуть чего-то успел. Надо б тебя поучить малость. Я приказы уважаю, но о ломаных костях ничего говорено не было.
…Выбор… Был он сейчас, или же его не было? Командира стражи нужно было убрать с дороги. Сейчас же, пока он один. Йолаф знал Манрока. Это был не туповатый дуболом, вроде недавнего часового, а смелый, жестокий, решительный боец. И именно это вселяло в Йолафа надежду на успех. Манрок никого не станет звать на подмогу. Ему не перед кем здесь отчитываться, он не откажет себе в наслаждении лично «поучить» дерзкого пленного, а потом доложить господину о предотвращенном побеге. Подчиненные боятся его, как огня, а значит, никто не станет его искать. Тем лучше… Но справиться с ним голыми руками рыцарь не смог бы и будучи совершенно здоровым. Кираса прикрывала широкую грудь орка, у пояса висел короткий клинок. Что ж, все упрощается… Значит, выбора нет…
Под пристально-насмешливым взглядом Манрока ренегат сложил карту и снова сунул под камзол, не спеша, однако, вынимать руку из-за отворота. Вопреки обыкновению, он молчал, зная, что орка не нужно подстегивать. Он все сделает сам.
Командир же подошел вплотную, глядя Йолафу прямо в глаза, и рыцарь впервые заметил, что Манрок голубоглаз. Несколько секунд орк молча смотрел на беглеца, словно ища признаки страха. А потом вдруг молниеносно замахнулся, целя рыцарю в челюсть, но Йолаф стремительно пригнулся, пропуская удар над собой, а с другой стороны уже настигал второй кулак, готовый врезаться в солнечное сплетение. Йолаф не рассуждал сейчас. Искушенное в рукопашном бою тело само знало, как защитить себя, у головы же была иная забота… Второй удар с силой врезался в подставленное плечо, отшвыривая Йолафа к стене. Манрок сыто заворчал, ощущая опьяняющий привкус чужой боли. Шагнул к упавшему рыцарю, занося ногу для следующего пинка. Йолаф же рванул что-то из-за отворота камзола. Что-то на витом шнуре, висящее на шее. Манрок успел лишь заметить, как лежащий на полу человек разрывает зубами черный мешочек, из которого появляется нечто тускло блестящее в свете умирающего факела. А в следующий миг ему прямо в незащищенное лицо брызнули холодные капли воды…
Йолаф не знал, переживет ли он этот день. Зато точно знал, что, переживя его, до конца жизни будет видеть эти минуты во сне…