Короткая дорога

Моя мама, царствие ей небесное, была человеком верующим, хоть в своё время и партийным. Отлично помню её наставления: твой дом — твоя крепость, услышишь что-нибудь эдакое в ночи, не переступай порог. Сопровождались эти поучения страшненькими историями из её деревенского детства; мол в лесах не перевелась ещё всякая… Всякая пакость. Особенно во время войны её много из чащоб повылезало, а мать с 1941 по 1944 годы провела у прадеда, в Псковской области, под оккупацией была. Я не верил, конечно.

Самое время послушаться материнских советов. Говоря откровенно, страшненький голосок под окном. Чужой.

Единственное, на что я решился, взять фонарик, поднять москитную сетку на окне и взглянуть во двор. Посветил вправо-влево. Никого. — Есть кто?! — гаркнул я. Собственный громкий голос придал уверенности. — Эй?! Тишина. Где-то в лесу слабо чирикнула птичка.

Лучик фонаря упал на “Прадик” — как раз на водительскую дверь. Четыре новых царапины, на этот раз вертикальные, ниже вчерашних. По приезду из города их не было. — Да что за?.. — вслух сказал я. Темнота за оградой не ответила.

“Ты точно уверен, что ничего не притащил с собой с “короткой дороги” — возникла гаденькая и нелепая мысль. — Что ничего оттуда не “прилипло” к машине?”

Я машинально перекрестился.

Козья глушь, чтоб её…

Часть III

Ясное, очень солнечное и тихое утро к беспочвенным страхам не располагало. Урчит кофе-машина, переругиваются скворцы за окном, бубнит новостная программа на телеэкране. Ночное беспокойство (хотя слово “беспокойство” довольно поверхностно отражает истинное положения дел!) поутихло. Надо думать, что многоучёные антропологи не зря сделали вывод о “подсознательном” и “иррациональном” страхе темноты у нашего биологического вида: всё-таки что при свете, что без него, материальный мир абсолютно одинаков.

Миллионы лет назад отдалённых предков людей опасность подстерегала именно в темноте, — крупные кошки, нападавшие из лесного мрака, — отсюда и появился неистребимый рефлекс бояться тьмы и сумерек. Да только из кошачьих в обозримом радиусе наблюдается один Маркентий, перекормленный и не особо активный кот Зинаиды Григорьевны, который даже на участок-то из дома выходит только посмотреть на шмелей, опыляющих флоксы. С таким хищником опасаться нечего, он всё и вся проспит.

Но сейчас толстый палево-серый Маркентий сидел около моей машины и не то с недоумением, не то с опасливым интересом пялился на водительскую дверь с восемью царапинами: четыре наискосок, четыре новых почти вертикально. Я слышал конспирологическую теорию, будто кошки “видят невидимое” — объекты, человеческим глазом не воспринимаемые.

— Кис-кис, — позвал я Маркентия. — Что там такое?

Котище отвлёкся, глянул на меня, развернулся и нырнул под забор хозяйского участка.

Кстати, а почему бы не заглянуть к Зинаиде Григорьевне? Вдруг она тоже что-то странное ночью слышала? Впрочем, тут без вариантов — ведущие здоровый образ жизни семидесятипятилетние бабуси обычно спят как убитые после светового дня, проведённого за возделыванием сельхозкультур на родимых двенадцати сотках.

Но почему бы и нет, спрашивается? Надо лишь придумать обоснованный повод для визита.

Есть! Баба Зина на прошлой неделе невзначай намекнула, что ей надо бы вывезти на свалку старую стеклянную посуду, — времена, когда старушки дисциплинированно сдавали бутылки в ларёк стеклотары, в посёлке давно прошли, — а сын с невесткой в Крыму на месяц, помочь пожилому человеку некому…

С тем я и нажал чёрную кнопку звоночка на калитке Зинаиды Георгиевны со стороны улицы. Причём не факт, что она услышит, если возится с грядками.

Калитка распахнулась почти сразу.

— Лёнечка, здравствуйте! Вы заходите, заходите. Я только чайник вскипятила!

Дачные соседи всегда всё про всех знают, я не исключение. Бойкая старушенция получила участок в Моторном ещё при советской власти в поздние семидесятые, поскольку её ныне усопший супруг возглавлял профком одного из ныне закрытых НИИ. Воспитала здесь сына (тогда комсорг, ныне бизнесмен), теперь взращивает на песчаной карельской почве внучек. Очень приличная “старорежимная” семья, хотя сынок Паша самую чуточку панибратски-хамоват в стилистике девяностых — не отучился за четверть века. Но я не обижаюсь, бывает.

А вот мама у него хорошая: печет блины, нацепив отлично сохранившийся синий спортивный костюм с эмблемой “Олимпиада-80”, ходит в лес за черникой и варит варенье в тазике, участвует в общественных мероприятиях дачного товарищества — типаж “социально активной пенсионерки”, без намёка на занудство и сквалыжничество.

От чая отвертеться не удалось. Я намекнул, что могу вывезти мусор (того мусора оказалось два с лишним десятка накопившихся с зимы бутылок и мешок пустых консервных банок), был мигом усажен за стол, одарен холодными оладьями и прямо-таки огромной кружкой со свежезаваренным чаем с мятой.

Баба Зина очень седая, худенькая, шустрая. Запах хороших заграничных духов, что вполне совмещается с поливом томатов. Следит за собой.