Короткая память

– Чего так смотришь? Не узнаешь? – спросила с вызовом. – Сильно изменилась, да? Некрасивая стала? С чего же мне быть красивой, Паш? Я трудно живу…

Павел только плечами пожал, спросил тихо:

– О чем ты сейчас, Нинель… Я так понял, ты про Нину поговорить хочешь, потому и пришел.

– Да, про Нину… Я все знаю, Паш. И еще я знаю, что все это случилось из-за тебя. Ты во всем виноват, только ты! Ты меня сделал несчастной и злой! Да что там говорить – ты меня просто убил! Да, да, убил, не отворачивайся! Не хочешь теперь и смотреть на меня даже, ведь так? Удивляешься, какая я стала? Да, вот такая… Но это ты меня сделал несчастной, ты!

Ее будто несло, никак не могла успокоиться. Хотя ведь не собиралась говорить с ним в таком тоне, по-другому хотела… И вот, не смогла сдержаться!

Схватила стакан с водой, принялась пить жадно, некрасиво. Закашлялась, да так сильно, что сама испугалась. Ухватила пальцами протянутую Павлом салфетку, промокнула набежавшие слезы. И проговорила хрипло:

– Прости… Прости, я просто нервничаю очень… Ситуация такая, сам понимаешь. Я за Нину боюсь…

– А что с Ниной? Почему ты за нее боишься, Нинель?

– Ты сам не понимаешь, да? Я боюсь, что это она… Это она тот яд притащила. И она отравила твою жену… А может, это она тебя хотела убить, я не знаю. Ты сам-то как думаешь, а?

– Никак не думаю. Не могу думать. Не до этого мне сейчас.

– Да, я понимаю… За жену свою переживаешь, да?

Павел ничего не ответил, только поморщился с досадой. Понятно, что не хотел с ней о жене говорить… Потом спросил, будто очнулся:

– А почему ты решила, что это сделала Нина? Она что, сама в этом призналась?

– Нет… Нет, конечно. Какие там признания, она еле живая… Плачет все время, лежит, не встает. Как я когда-то… Когда ты меня бросил…

– Ну так и почему ты решила, что это Нина?

– Не знаю… Как-то меня торкнуло вдруг. Я сразу так подумала, когда мне мама все рассказала. Нина ведь тебя ненавидит, я знаю! Ненавидит за то, что ты со мной сотворил! Меня любит, а тебя ненавидит! Вот тебе и все объяснение, если уж ты этого так хочешь!

– О господи, Нинель… Столько лет прошло, а ты все никак успокоиться не можешь. Как ты сама в этом живешь, не понимаю? Это же мучительно – такой груз в себе нести!

– А я и мучаюсь, да… И живу… И никакие психологи мне помочь не могут. Женская обида – она ж как раковая опухоль… Тебе этого не понять, к сожалению.

– Нет. Это не раковая опухоль. Это желание считать себя жертвой, только и всего. Сладенькое такое желание, уютненькое. Но только для тебя. А для других – несчастье. Для твоей мамы несчастье, для Ниночки… Между прочим, она нормальная девчонка, живая, умная! Да, ершистая немного, но это пройдет с возрастом. Надеюсь, мы с ней найдем общий язык. Она же дочь моя. А я ей отец.

– Господи, какой же ты наивный… Ты что, и в самом деле считаешь, что она явилась к тебе искать общий язык? Да как бы не так! Она ведь та еще артистка, уж я-то знаю! Общий язык, надо же… Размечтался…

– Нет, я не верю тебе, Нинель. Потому что… Потому что этого не может быть, чтобы Нина… Нет, не верю, не верю!

– Не верь, твое дело. Считай как хочешь. Только я ведь не за этим к тебе пришла… Нину ведь могут к следователю на допрос вызвать, я правильно понимаю?

– Ну могут… И что?

– А то… Надо, чтобы следователь ни в коем случае не подумал, что это она сделала. Надо все подозрения от нее отвести, понимаешь? Подумай об этом, Павел… И даже не подумай, а придумай что-нибудь…

Павел ничего не ответил, смотрел поверх ее головы, и видно было, что он думает о чем-то своем. Хотя понятно – о чем… О жене своей думает. И это обстоятельство ужасно ее злило. Зачем ему о дочери беспокоиться, что ему она?

И спросила тихо, пытаясь придать голосу хоть какое-то сочувствие:

– А как твоя жена, что врачи говорят? Она ведь не умрет, правда? Если умрет, то это ведь катастрофа будет… Понимаешь ты это или нет? Ты слышишь меня, Павел?

– Слышу, Нинель. Слышу.

– Нет, не слышишь, наверное… Ведь если она умрет, твоя дочь станет убийцей! Ее судить будут, Паш! У нее вся жизнь может пойти под откос! Ну неужели тебя это нисколько не волнует? Ну сделай хоть что-нибудь, я тебя умоляю… Она же твоя дочь… Прошу тебя!

Он смотрел на нее с грустью, будто не решался что-то сказать. Да и что он мог сказать? Что она глупая и эгоистичная неврастеничка? Плохая для их дочери мать? Что дурак был, когда поддался чувству долга и женился на ней? Если бы даже и сказал – все это были бы слова, пустые слова…

Вместо пустых слов он произнес тихо, уверенно:

– Нинель, успокойся. Этого не может быть, что Нина… Это просто случайность, пусть невероятная, но случайность. Следствие во всем разберется, я думаю.

– Да кто там в чем разбирается, ты что? Им лишь бы крайнего найти, дело в архив списать! И я не хочу, чтобы Нина оказалась крайней. Кстати, мне в голову сейчас мысль пришла… Ты ведь говорил моей маме, когда она тебе звонила, что в доме еще подруга твоей жены была? Ведь так?

– Да, так. И что?