Короткая рокировка

Так остро Гарри не чувствовал наслаждение никогда. Ласкать себя, в надежде сбросить возбуждение, было приятно, но позволять делать это кому-то другому, твердо, уверенно, дотрагиваясь там, где он хотел ощутить прикосновение, такое было с ним впервые. Снейп ласкал его член неторопливо, то чуть сильнее, то - наоборот, почти неощутимо, проводя пальцем по увлажнившейся головке, а Гарри метался, хрипло дыша. Он уже давно потерял представление о том, что срывается с его губ: кажется, это были стоны, вперемешку с просьбами не останавливаться. Тогда движения стали резче, и на этом пике ощущений влажное прикосновение к соску едва не сорвало его в пропасть. Юноша забился, его рука скользнула туда, где жар ощущался сильнее всего, ладонь накрыла пальцы Снейпа, двигающиеся вдоль его вздыбленного члена, а другая рука легла на плечо профессора, склонившегося над ним и дразнящего языком ставший болезненно чувствительным сосок.

Воздух обжигал, напряжение сконцентрировалось внизу живота, и тело юноши выгнулось дугой: пальцы конвульсивно сжались, впившись в плечо Снейпа, стягивая в сторону рубашку, член запульсировал, но за мгновение до блаженного освобождения рот Гарри оказался заткнут поцелуем. Снейп подался вперед и поймал губами его стон, прежде чем юноша забился в сладкой судороге, прежде чем белесые капли брызнули на живот, упав на пальцы Снейпа и его собственные. Мгновение нестерпимого напряжения, сковавшего мышцы, протест потонул в поцелуе, и Гарри затих, безвольно упав на постель, испытывая неимоверную слабость и легкость.

Все закончилось, но Снейп почему-то не отстранялся. Он провел языком между приоткрытых губ Гарри, чуть прихватил зубами нижнюю, скорее не решаясь позволить себе более глубокую ласку, чем дразня, и юноша распахнул глаза. Снейп был совсем близко, его волосы щекотали щеку Гарри, бледная кожа казалась желтоватой в скудном свете маленького светильника, тени заострили и без того резкие черты лица, но он был рядом и это единственное, что имело значение. От него пахло бергамотом, книжной пылью и возбуждением.

Ответное движение оказалось неуверенно-торопливым, их языки едва успели соприкоснуться, еще один короткий поцелуй и только тогда мужчина отодвинулся, заметив, что Поттер смотрит на него. В воцарившейся тишине он достал палочку, проговорил очищающее заклинание и потянулся за одеялом, лежавшим с другой стороны от Гарри. Юноша неуверенно подвинулся, следя за движениями профессора, но Снейп лишь невозмутимо укрыл его и сразу же поднялся:

- Спите, Поттер, - равнодушно посоветовал он. - Если снова приснится кошмар, позовите меня: я дам вам сонное зелье.

Вернувшись к своему столу, профессор опустился в кресло, направил палочку на светильник, уменьшая его яркость, и придвинул стопку пергамента, будто ничего и не случилось. Будто минуту назад не он довел Гарри до полного сумасшествия, не он бесцеремонно целовал его, пробуя на вкус податливые губы, и Гарри совершенно потерял ощущение реальности. Глаза слипались, он был так утомлен, что сон больше не пугал его. Незаметно проведя языком по нижней губе, он слизнул оставшийся от поцелуя вкус, и ему показалось, что это ощущение останется с ним навсегда. Наверное, это был первый настоящий поцелуй в его жизни. С Чанг он целовался иначе, в тот раз все больше походило на шутку, у Лорда же, под взглядами его слуг, испуганный, он даже не ответил Снейпу. А сейчас - одно соприкосновение, неуверенный отклик, и юноша был готов признаться себе, что именно такой поцелуй был настоящим. Странным, оборвавшимся в самом начале, но настоящим. Потому что они оба желали его. И это имело гораздо большее значение, чем то, что он позволил Снейпу дотрагиваться до себя в самых сокровенных местах, потому что в его поцелуе не было необходимости. Неподдельная нежность вместо потакания примитивным инстинктам. Невольный подарок. Недолговечное свидетельство мимолетной слабости.

Он не видел, как Снейп отложил перо, оперся локтями о столешницу и опустил голову на сомкнутые кисти рук, безучастно глядя на исписанный лист, на котором за последние полчаса не прибавилось ни единой строчки.