Короткие гудки

– А для меня не ужас? Я потеряла ребенка. Я чуть не умерла. А ему, значит, ничего? Пусть тоже поучаствует, хотя бы деньгами.

– Но он тебе эти сто тысяч подарил? Или дал в долг? – уточнила я.

– Какая разница… – отмахнулась Ханна. – Были у него, стали у меня.

– Понятно…

Ханна – красивая хищница, кошка, рысь. Мягко ступает и охотится. Но случается – и ей обдирают бока. Закон джунглей.

Стемнело. Стало холодно. Мы разошлись.

– Ты мне пока не звони, – попросила Ханна. – Я сама тебе позвоню.

– Хорошо, – согласилась я.

Я поняла: Ханна собралась залечь на дно, как подводная лодка, чтоб невозможно было запеленговать. На кону стояла ее жизнь.

Я шла домой и думала: почему так дорого приходится платить за любовь? Почему одни платят, а другие нет?..

Ханна, если разобраться, имеет все: красоту, семью, богатство. Но этого мало. Она бежит за счастьем с протянутыми руками, хочет ухватить жар-птицу за хвост. А когда удастся схватить, оказывается, что жар-птица – это всего лишь раскрашенный индюк. Индюк, и больше ничего.

Прошел месяц.

Ханна позвонила и пригласила меня в Большой театр. Билеты достал ее муж. Простым смертным Большой был недоступен.

Ханна заехала за мной, поднялась в квартиру. Красота вернулась к ней в полном объеме и даже преумножилась. На Ханне была соломенная шляпка до бровей. Из-под шляпки на плечи стекали волосы соломенного цвета. На шее – бриллиантовая подвеска. Бриллиант величиной с крупную горошину. Ханна радостно поздоровалась с моим мужем. Он сдержанно кивнул, не отрывая глаз от газеты.

Я надела свой наряд: черное с красным – смерть коммуниста, посмотрела на себя в зеркало. Черные волосы, синие глаза – почти Элизабет Тейлор, но не в расцвете красоты, а позже, когда уже пила и потеряла товарный вид. Однако следы остались.

Мы вышли на улицу.

Машина Ханны блестела серебряной поверхностью, как НЛО. Впереди был интересный вечер, Большой театр, балет «Лебединое озеро», музыка Чайковского, лучше которой нет. Жизнь звала и обещала.

Ханна включила зажигание. Машина легко тронулась. Москва летела нам навстречу.

– Знаешь что, – задумчиво проговорила Ханна, – тебе надо искать другого мужика.

– Почему это?

– Твой муж скучный. Ни Богу свечка, ни черту кочерга.

Я догадалась. Ханну обидело его невнимание. Он должен был обомлеть от ее красоты и сверкания, а он даже не встал с кресла. Ханна этого не прощает.

– Ищи себе любовь, – продолжала Ханна. – И торопись. А то останешься САМА.

Она сделала ударение на последнем слове. Я поняла: по-польски сама – это одна. Сама с собой.

– Ты уже искала любовь, – сказала я, – и что ты нашла? Бледную спирохету.

– Так что, по-твоему, сидеть и ждать, когда прихлопнет старость?

– Люби то, что дано. И не ищи приключений на свою…

– Я живу. А ты отражаешь жизнь в своих книгах. Ты работаешь, а не живешь.

Эти слова я уже слышала.

– Мне так нравится, – сказала я. – Каждому свое.

– Так было написано на воротах в ад, – заключила Ханна. – Сейчас туда водят на экскурсии.

Ханна остановила машину. Мы подъехали к Большому театру.

Занавес поднялся. Взвыли скрипки. Сердце сжалось от любви и печали. Я посмотрела на нежный профиль Ханны, вдруг спросила тихо:

– Ты скучаешь по Сереже?

Она молчала, потом кивнула еле заметно.

Ханна любила Сережу, несмотря ни на что. Но деньги – сто тысяч долларов – она любила больше. Что же делать…

Ханна пропала. Не звонила и не появлялась. И не отвечала на звонки.

Я не поленилась и пошла к ней домой. Дверь открыла незнакомая женщина. По виду домработница.

– Простите, здесь жила семья из Германии…

– Они съехали, – сказала домработница.

– Кончился контракт? – уточнила я.

– Не знаю. Мы не спрашиваем, нам не говорят.

Я знала, что домработницы в этих коттеджах из определенных служб.

– Извините. – Я повернулась и ушла.

Что же произошло? Может быть, действительно кончился контракт. А возможно, и даже очень возможно: появился Сережа с ружьем и стал грубо шантажировать. Ханна сгребла своих детей в охапку и рванула в Германию. А может быть, и в Польшу, ведь у нее была квартира в Варшаве.

Где же ты, Ханна? Снова бежишь за счастьем по кругу, по часовой стрелке? А счастье от тебя, тоже по часовой стрелке и с той же скоростью. Будешь бежать, пока не прихлопнет старость.

Пруд ртутно поблескивал.

Пруд был искусственный, поэтому вода в нем застаивалась, как в болоте. Но в нескольких местах били природные подземные ключи, выталкивая тугие хрустально-прозрачные струи. Эта родниковая вода смешивалась с застойной, и отделять одно от другого не имело смысла.

Все или ничего

Ира – это не женщина, а мужчина. Полное имя – Ираклий Аристотелевич. Фамилию Ираклия произносили редко. Ее просто невозможно было выговорить. В переводе на русский язык его фамилия звучала: виночерпий. Должно быть, какой-то предок Ираклия был виночерпий. Разливал вино во время празднеств. Веселый был человек. А может, и мрачный, кто это помнит.

Ира никогда не упоминал отца, но отец наверняка был, поскольку отчество имелось в наличии.

В те поры, о которых речь, Ира был молод, обходился без отчества. Просто Ира, и все.