Короткие гудки

Он приехал в Москву из города Сочи, чтобы поступить в Институт кинематографии на режиссерский факультет. Конкурс был большой, но Ира поступил благодаря заиканию. Его замыкало на согласной букве, лицо перекашивала мученическая гримаса, он не мог перескочить через «т» или «д». Комиссия ждала минуту, другую и в конце концов махала рукой: ладно.

Ира получил место в общежитии, но ему там не нравилось.

Из чего состояла молодая жизнь: честолюбивые мечты, романы, нищие застолья, запах жареной картошки, неутоленный аппетит. Как говорил Пушкин: «прожорливая младость».

Все вокруг пили, совокуплялись, обожали Тарковского.

Ира не пил, здоровье не позволяло. У него была повышенная кислотность.

Он был невысокий, худой, как подросток, с узкими плечами и крупной головой, которая покачивалась на тонкой шее. Его дразнили «сперматозоид» именно за большую голову с несоразмерно узким телом.

Красивыми у Иры были глаза: большие, мерцающие, карие и теплые. Однако глаза не спасали. Ира не нравился девушкам. И даже самые страшненькие, интеллектуалки с киноведческого, – даже они не обращали на Иру внимания.

Он не пил, не совокуплялся. Ему оставалась только жареная картошка и монологи об искусстве. Эти монологи никто не слушал. Ира заикался. Ни у кого не хватало терпения дождаться, пока он завершит слово. Ему помогали.

– Самое г-г-г-г… – начинал Ира.

– Говно, – подсказывали окружающие.

Ира тряс головой.

– Грубое, – помогали девушки.

– Н-нет, – отмахивался Ира. – Г-г-г-лав-ное…

Все облегченно вздыхали.

– Т-т-т… – продолжал Ира.

– Труд…

– Талант…

Ира тряс головой. Все уставали смотреть на его лицо, сведенное судорогой заикания, махали рукой и расходились, так и не узнав, что самое главное.

– В-в-в… – продолжал спотыкаться Ира.

– Виски, – подсказывали студенты.

– Водка…

– Вино…

Ира делал вид, что не обижался. На обиженных воду возят. Он приучил себя прощать и сглатывать обиду. Но жестокие комплексы терзали его душу. Он жаждал реванша и компенсации.

По ночам Ира не мог заснуть. Слушал стоны сладострастия. Его сосед Мишка приводил иногороднюю девушку с актерского. Они занавешивались простыней и…

Ире оставалось только слушать и завидовать. С ним не считались. Он не удивился, если бы кто-то стал мочиться на его голову.

На практике Ира стоял, как столбик. А если на нем срывали раздражение, смаргивал своими длинными, густыми ресницами. Он привык к унижению.

Иногда к Ире приезжала мама, с редким именем – Анатолия. Это была смуглая черноволосая женщина средних лет. Она привозила с собой изысканные кушанья, накрывала стол. Студенты сбегались, как голодные псы, и начинался праздник.

Утолив первый голод, ставили музыку. Ира приглашал Анатолию на танец. Студенты танцевали с девушками, а Ира с мамой. И как же она на него смотрела своими неземными очами! Было видно, что материнская любовь перехлестывает берега. Она обожествляла своего сына и не видела его некрасоты. Он казался ей принцем. И ни одна из окружающих девушек его не стоила. Ни одна. Хотя девушки с актерского факультета – самые красивые в стране и самые тщеславные. Другие просто не идут в артистки.

Ира тоже любил свою маму самозабвенно. На них было приятно смотреть. Семья важнее кино. Но не для студентов. Студенты жаждали славы и во имя славы готовы были на любые жертвы.

Анатолия проводила с сыном несколько дней, а потом уезжала восвояси. Студенты какое-то время смотрели на Иру доброжелательно, как будто видели на нем отсвет материнской любви. Но постепенно все возвращалось на круги своя.

Все равно Ира был похож на сперматозоид. Все равно его тягостно было слушать.

– С-с-с… – начинал Ира.

– Смысл, – подсказывал Мишка.

Ира удовлетворенно кивал головой. Соглашался. Потом снова начинал по новой:

– С-с-с…

– Соус, – подсказывали девчонки.

– Салат оливье…

– С-с-с… – свистел Ира.

– Самоусовершенствование! – выкрикивал Мишка.

Ира устало кивал головой.

Да, смысл жизни – самоусовершенствование. Так же считал их кумир Андрей Тарковский. Но Тарковский не заикался, хотя и грыз ногти, как говорят.

Мишка стал приводить в комнату Машу Шарапову с третьего курса. Маша – красавица в стиле Кармен, с черной лакированной головкой и пышным ярким ртом, как роза. Ира ее и раньше видел в коридорах института и буквально балдел, наблюдая издали. А тут ее привели за занавеску и обладали ею в трех метрах от Иры.

Ира съехал из общежития на съемную квартиру.

Квартира оказалась на улице Горького, на первом этаже, с окнами во двор. Весь цоколь дома был обложен красным гранитом, а дальше шел серый благородный камень. Дом – красавец. Но главное – не в этом. Главное – местонахождение. До Кремля десять минут пешком. Самый центр, центрее не бывает.

По улице Горького всегда плыл поток людей. Ира вплывал в поток, и толпа заряжала его целеустремленностью, энергией жизни. Он чувствовал прилив сил, как будто его включали в космическую розетку.