Читаем Короткие интервью с подонками полностью

Так как я не могу привести более уместной аналогии. Возможно, какое-то таинственное шестое чувство. Не то чтобы лично я прав в ста процентах случаев. Но вы бы удивились. Вот мы на оттоманке, выпиваем, наслаждаемся музыкой, легкой беседой. Имеется в виду, это уже третье свидание, поздний вечер, после ужина и, возможно, фильма или танцев. Я большой любитель потанцевать. На оттоманке мы сидим не рядом. Обычно я на одном конце, а она на другом. Хотя это всего лишь полутораметровая оттоманка. Не самый длинный предмет мебели. Однако суть в том, что между нами нет особой интимности. Неформальная обстановка, но не более. В течение времени, ранее проведенного в обществе друг друга, участвует и играет важную роль сложный язык тела, но не буду утомлять вас деталями. Итак. Когда я почувствую, что момент подходящий – на оттоманке, в комфорте, с напитками, возможно, в аудиоцентре что-то из Лигети, – я скажу, без какого-либо определенного контекста или вступления как таковых: «Что скажешь, если я тебя свяжу?» Всего шесть слов. И только. Кто-то резко отказывает на месте. Но малый процент. Очень малый. Возможно, даже шокирующе малый. Я знаю, что ответят, уже во время вопроса. Почти всегда знаю. Опять же, не могу детально объяснить откуда. Всегда наступает миг полного молчания, давящего. Вам, конечно, известно, что у социального молчания бывают разные текстуры, и эти текстуры сами по себе могут немало сказать. Молчание возникает вне зависимости, откажут мне или нет, был ли я прав по поводу [сгибает поднятые пальцы, обозначая кавычки] курочки или нет. Ее молчание, его вес – совершенно естественная реакция на подобное изменение в текстуре доселе легкой беседы. И здесь внезапно обостряются романтическое напряжение, намеки и язык тела первых трех свиданий. Изначальное или ранние свидания – фантастически богатый материал с психологической точки зрения. Несомненно, вам об этом известно. Как и любой ритуал ухаживания, игра, пока оба присматриваются друг к другу, примеряются. Итак, после моих слов всегда возникает пауза на восемь ударов сердца. Они должны дать вопросу [сгибает пальцы] осесть. Кстати говоря, это выражение моей матери. Дать чему-либо [сгибает пальцы] осесть, и так получилось, что это почти идеально для описания происходящего.

Вопрос.

Жива-здорова. Живет с моей сестрой, ее мужем и их двумя маленькими детьми. Очень даже жива. Равно не… уверяю, я не обманываю себя, будто низкий процент отказов связан с моей ошеломляющей привлекательностью. Подобные вещи устроены иначе. Более того, именно по этой причине я предлагаю подобную возможность в такой смелой и, видимо, безыскусной манере. Я сторонюсь любых попыток очаровать или смягчить. Потому что знаю, и очень хорошо, что их ответ на предложение зависит от заложенных в них внутренних факторов. Кто-то захочет поиграть. Некоторые нет. Больше ничего не имеет значения. Единственный настоящий [сгибает пальцы] талант, в каком я без лишней скромности сознаюсь, – способность их измерять, просвечивать, чтобы… отсюда такой перевес на третьих свиданиях, если угодно, [сгибает пальцы] курочек, нежели чем [сгибает пальцы] петухов. Я применяю эти птичьи тропы как метафоры – ни в коем случае не чтобы характеризовать субъектов, но скорее чтобы подчеркнуть мою неподдающуюся анализу способность узнавать, интуитивно, на первом же свидании, готовы ли они – если угодно, [с. п.] созрели ли для предложения. Связать их. И именно так я его и преподношу. Не приукрашиваю и не стараюсь выставить [несколько раз с. п.] романтичней или экзотичней, чем оно есть. Теперь что касается отказов. Отказы очень редко враждебны, очень редко, и только в тех случаях, если данный субъект на самом деле желает подыграть, но находится во власти конфликтов или эмоционально не готов принять это желание и потому вынужден применить враждебность, чтобы убедить себя, что такого желания или близости не существует. Иногда это называют [с. п.] кодированием отвращения. Его очень легко различить и расшифровать, и потому почти невозможно принять враждебность на свой счет. С другой стороны, редкие субъекты, насчет которых я просто ошибся, чаще смеются, иногда заинтересовываются и задают много вопросов, но в конце концов просто прямо и недвусмысленно отклоняют предложение. Это петухи, которых я перепутал с курочками. Бывает. По моим последним подсчетам, мне отказали в чуть более чем пятнадцати процентах случаев. На третьем свидании. На самом деле число несколько завышено, поскольку включает враждебные, истерические или оскорбленные отказы, которые происходят – по крайней мере, на мой взгляд – которые происходят не из-за того, что я ошибся с [с. п.] петушком.

Вопрос.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие романы

Короткие интервью с подонками
Короткие интервью с подонками

«Короткие интервью с подонками» – это столь же непредсказуемая, парадоксальная, сложная книга, как и «Бесконечная шутка». Книга, написанная вопреки всем правилам и канонам, раздвигающая границы возможностей художественной литературы. Это сочетание черного юмора, пронзительной исповедальности с абсурдностью, странностью и мрачностью. Отваживаясь заглянуть туда, где гротеск и повседневность сплетаются в единое целое, эти необычные, шокирующие и откровенные тексты погружают читателя в одновременно узнаваемый и совершенно чуждый мир, позволяют посмотреть на окружающую реальность под новым, неожиданным углом и снова подтверждают то, что Дэвид Фостер Уоллес был одним из самых значимых американских писателей своего времени.Содержит нецензурную брань.

Дэвид Фостер Уоллес

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Гномон
Гномон

Это мир, в котором следят за каждым. Это мир, в котором демократия достигла абсолютной прозрачности. Каждое действие фиксируется, каждое слово записывается, а Система имеет доступ к мыслям и воспоминаниям своих граждан – всё во имя существования самого безопасного общества в истории.Диана Хантер – диссидент, она живет вне сети в обществе, где сеть – это все. И когда ее задерживают по подозрению в терроризме, Хантер погибает на допросе. Но в этом мире люди не умирают по чужой воле, Система не совершает ошибок, и что-то непонятное есть в отчетах о смерти Хантер. Когда расследовать дело назначают преданного Системе государственного инспектора, та погружается в нейрозаписи допроса, и обнаруживает нечто невероятное – в сознании Дианы Хантер скрываются еще четыре личности: финансист из Афин, спасающийся от мистической акулы, которая пожирает корпорации; любовь Аврелия Августина, которой в разрушающемся античном мире надо совершить чудо; художник, который должен спастись от смерти, пройдя сквозь стены, если только вспомнит, как это делать. А четвертый – это искусственный интеллект из далекого будущего, и его зовут Гномон. Вскоре инспектор понимает, что ставки в этом деле невероятно высоки, что мир вскоре бесповоротно изменится, а сама она столкнулась с одним из самых сложных убийств в истории преступности.

Ник Харкуэй

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-психологическая фантастика
Дрожь
Дрожь

Ян Лабендович отказывается помочь немке, бегущей в середине 1940-х из Польши, и она проклинает его. Вскоре у Яна рождается сын: мальчик с белоснежной кожей и столь же белыми волосами. Тем временем жизнь других родителей меняет взрыв гранаты, оставшейся после войны. И вскоре истории двух семей навеки соединяются, когда встречаются девушка, изувеченная в огне, и альбинос, видящий реку мертвых. Так начинается «Дрожь», масштабная сага, охватывающая почти весь XX век, с конца 1930-х годов до середины 2000-х, в которой отразилась вся история Восточной Европы последних десятилетий, а вечные вопросы жизни и смерти переплетаются с жестким реализмом, пронзительным лиризмом, психологическим триллером и мрачной мистикой. Так начинается роман, который стал одним из самых громких открытий польской литературы последних лет.

Якуб Малецкий

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза