Короткие смешные рассказы о жизни 3

– Петя, домой! – громко позвала кого-то женщина, перегнувшись с балкона дома напротив. На подъездной лавочке тусовалась компания из четырех-пяти подростков. На зов женщины никто из них не отозвался.

– Петька, я кому говорю – домой! – добавила мамаша визгливых тонов в свой голос. – Ужин стынет!

– Щас, – недовольно пробурчал пацанчик в зеленых шортах и желтой бейсболке. Он лениво сполз с лавки, по-взрослому ударил каждого из приятелей ладошкой по ладошке и вперевалку вошел в подъезд.

Мама его с довольным видом скрылась в квартире.

– А я младых, можно сказать, ногтей приучился вовремя, минута в минуту, приходить вечерами домой, – улыбнувшись, неожиданно сказал Владик. – Бабушка приучила.

– Что, в угол ставила? – полюбопытствовал я.

– Если бы! – вздохнул Владик. – Ты же помнишь мою покойную бабушку?

Мы жили в одном райцентре, по соседству, но я еще был совсем пацаном, когда мои родители переехали жить и работать в город. А Владик так и остался в поселке, но, когда стал взрослым и наезжал в областной центр по делам, никогда не забывал навестить меня, как вот сегодня.

– Она у тебя вроде казашка была? – вспомнил я Владикову бабушку, всегда ходившую с покрытой белым платком головой, в длинном, до пят, зеленом платье и по-русски говорившую хотя и бойко, но с непередаваемым акцентом. Например, она говорила не «шофёр», а «шо́пер» (звук «ф» выговаривала как «п», про ударение уж промолчу). Не давался Магрипе-апа почему-то и звук «в», он из ее уст звучала как «б». Моего соседа она, например, называла Болёдя (то есть Володя).

– Ага, – подтвердил Владик. – Казашка. А дед хохол.

Подумал и зачем-то добавил:

– А другая бабка, с папкиной стороны, была немкой. Дед ее, то есть муж, – русский… А дальше уже все пошли писаться русскими.

Владислав внешне пошел в свою бабку-казашку: темноволосый, скуластый, с прищуренными глазами. Но более русского по характеру, повадкам – короче, ментальностью своей – чем он, я не знал. Впрочем, я никогда не задумывался о его национальности, как и он, полагаю, о моей. У нас был общий двор, общая компания, общие игры, а больше нам ничего и не нужно было. И когда наша семья переехала в город, мне очень не хватало той нашей развеселой компании, и в первую очередь Владислава, с которым мы крепко дружили до пятого класса.

– Однажды мои родители на несколько дней уехали в соседнюю область – там был свадебный той у родственников с казахской стороны, – прикурив новую сигарету, продолжил между тем свой рассказ мой взрослый уже друг детства. – Дело было в сентябре, учебный год уже начался, так что дома остались я и бабушка Магрипа, которой поручили присматривать за мной.

И вот я в первый же день заигрался у нас во дворе с пацанами – ты уже в городе жил – и забыл, что надо идти на ужин.

А бабушка – раз вышла на балкон, раз молча махнула мне рукой, чтобы я шел, два махнула. Я ноль внимания. И тогда бабуля как гаркнет на весь двор:

«Блядик, иди кушить домой! Кушить стынет! Бля-я-ядик, домо-о-ой!»

Боже ты мой, ты бы слышал, как ржали пацаны, когда поняли, кого это зовут домой, – я ведь помчался в подъезд как ошпаренный, лишь бы бабушка замолчала! И как мне пришлось биться потом с некоторыми из этих пацанов, чтобы они перестали называть меня Блядиком! Все три дня, пока не было родителей, я на ужин был как штык. Да и после старался не опаздывать, потому как родаки, раскусив ситуацию, посылали на балкон звать меня со двора именно бабулю…

Отсмеявшись, я приобнял Владислава за плечи:

– Ну что, дорогой мой…

– Только попробуй передразнить мою незабвенную бабушку, убью! – тут же перебил меня друг детства.

– …Дорогой мой Владислав, пошли за стол! – продолжил я. – У меня родился тост: за наших милых бабушек.

– Это можно, – облегченно вздохнул Владик. – Пошли!

– Слушай, а она не пробовала тебя называть не укороченным, а полным именем? – невинно спросил я, когда мы выпили еще по граммулечке.

– Это как? Блядислябом, что ли? – обиженно переспросил Владик. Первым под стол пополз я…

Елена Соловьева. В гробу

Дед Василий и бабка Маланья прожили вместе долгую жизнь, в которой много чего было. Но и состарившись они продолжали опираться друг на друга, согревая и согреваясь нежной взаимной заботой.

В деревне, в которой они жили, как и во многих других, вся молодежь уехала в город, жилых дворов осталось раз-два и обчелся. Жили такие же старики. Доживали.

Атеистов в деревне не было. Каждый на свой лад – да веровал. А вот ближайшая церковь была только в районном центре, до которого было ехать не ближний свет, и долгая дорога было старикам не по силам. Поэтому по воскресеньям к ним в деревню приезжал из центра священник. Он исповедовал всех желающих, служил литургию и причащал в избе у стариков Замятиных, потому что она была самая просторная. С собой он привозил свечи, ладан и какие просили книжки, иконы и молитвы.