Теперь, при ярком утреннем солнце, в голове у него завертелись мысли, которые не давали ему покоя. И были они так или иначе связаны с подкладкой. Обычно со временем подкладка у бейсболки обесцвечивалась, особенно та ее часть, которая соприкасалась со лбом. Но здесь подкладка выглядела едва потертой, хотя остальные части кепки были сильно потрепаны. Эмблема «Филлис» была протерта и заметно износилась. Возле шести небольших отверстий шов разошелся, а кнопка на самом верху вообще отсутствовала. Как можно так повредить бейсболку, не нося ее?
А потом еще эта фотография с «Полароида»… Билли показал ее вчера вечером, но она все-таки не выглядела настоящей. Возможно, он просто не хотел, чтобы она была настоящей. На фото Медвежонок лежит на диване, на котором спал Гибсон. Завернутая в какой-то синий халат, с раскрытой книгой на животе. И это был действительно живот, потому что на фотографии Сюзанна выглядела беременной. Вид усталый, но более довольный, чем на снимке, который Билли сделал в ночь приезда. Гибсон не смог долго смотреть на это фото. Вид беременной девушки делал фотографию вполне реальной…
Сонный Билли спустился вниз и зашел на кухню выпить воды.
– Иду спать, – сказал он, вернувшись.
– Эй, постой! Один вопрос! Ты когда-нибудь видел, чтобы Сюзанна носила эту вещь?
– Кроме той ночи, когда я ее сюда привез? Нет. Никогда. Она вообще была не из тех девчонок, которым нравятся бейсболки.
– Тогда как кепка могла так истрепаться?
– О, в этом была вся Сьюз. Она часто сидела и комкала ее в руках. Вы ведь видели, как собака забавляется с мягкой игрушкой? Вот так и Сьюз с этой бейсболкой.
Билли вышел, оставив Гибсона наедине со своими мыслями.
Вон наморщил лоб.
Что говорил Билли о записи с камеры слежения на автозаправочной станции? То, как Медвежонок смотрела в камеру… Не была ли бейсболка частью какого-то послания? Эта кепка беспокоила Гибсона так долго, что, увидев ее, он надеялся сразу же что-то понять; думал, что сразу о чем-нибудь догадается, получит какую-то подсказку. Но по-прежнему топтался на месте…
С этими вопросами, которые, словно рой пчел, безжалостно атаковали его мозг, Вон с трудом поднялся, схватил бейсболку и книгу и отправился на кухню. Выбор в холодильнике не отличался разнообразием, и Гибсон вынужден был довольствоваться двумя банками консервированных персиков. Он уселся на заднем крыльце с книжкой Сюзанны, фруктами и вилкой. Утром на озере гуляла легкая зыбь, и, размышляя о Медвежонке, он наблюдал, как волны по диагонали медленно накатываются на берег.
Гибсон мысленно представлял, как она читает книгу во время вечеринки. Сюзанна пила чай, ухватив, как и ее мать, чашку обеими руками. Она тихонько дула в нее, пристально глядя в окно. Вон поднес книгу к самому носу, надеясь услышать запах, который заставит его еще глубже окунуться в детство… Но это ведь была просто старая книга. Он листал ее и доставал кусочки персиков из банки.
С начала и до конца все поля были испещрены заметками. Прошлой ночью Билли показывал ему эти заметки; он признался, что однажды ночью сильно напился и поклялся прочитать всю книгу и все ее записи, искренне надеясь, что отыщет хоть какую-нибудь подсказку. И сможет понять, что с ней произошло. Но примерно на пятидесятой странице сдался. И пришел к выводу, что это просто заметки ребенка.
– Некоторые адресованы космосу и еще бог знает кому. Не знаю. Для меня это слишком глубоко и непонятно.
Гибсон открыл первую страницу и принялся читать.
Заметки Сюзанны были сделаны аккуратным, мелким почерком, без определенного порядка или какой-либо хронологии. Насколько он мог судить, они велись несколько лет; разноцветными чернилами, причем некоторые записи выцвели сильнее других. Некоторые действительно относились к
Он медленно прочитал несколько страниц, а потом, потеряв терпение, начал листать их быстрее, думая, что вот-вот выхватит глазом что-нибудь важное. Перевернул десять страниц, потом сразу двадцать. До сих пор мелькали только синие, розовые, зеленые и красные чернила. Вдруг Гибсон остановился.
Он сразу вспомнил об одном эпизоде, и от этих воспоминаний у него похолодело внутри.