Короткое письмо к долгому прощанию

Она шлепала по квартире босиком, собирая всякие мелочи – иголки, лекарства, которые могли понадобиться ребенку, градусник, свидетельство о детских прививках, соломенную шляпу от солнца. Потом заварила в содовой воде укропный чай на дорогу. Было приятно наблюдать за ней – так уютно, мирно, по-домашнему она хлопотала.

Она исчезла в комнате, а когда вернулась, появившись из другой двери, ее было не узнать. Конечно, она переодела платье, но дело было не в том. Мы вышли во двор, она улеглась в гамаке, я устроился в кресле-качалке и начал рассказывать, как мне жилось эти три года.

Потом мы услышали крик ребенка, Клэр пошла его одевать, а я покачивался в кресле. Тут я заметил, что на веревке висят детские одежки, снял их и, не говоря Клэр ни слова, сунул в сумку, куда она упаковала другие мелочи. Все вокруг заражало меня тихим весельем. Устроив ребенка на заднем сиденье, мы тронулись в путь.

При выезде на 76-ю автостраду Клэр хватилась забытых одежек, и я указал на сумку, из которой они виднелись.

– Проигрыватель и колонку в ванной я тоже выключил, – сообщил я.

76-я автострада Филадельфия – Питтсбург, главная магистраль Пенсильвании, протянулась на пятьсот с лишним километров. Мы выехали на нее с шоссе № 100, на 8-м пункте дорожного налога, неподалеку от Даунингтауна. На сиденье рядом с Клэр стояла коробочка с мелочью, и она на каждом новом пункте ловко бросала монетки прямо из окна в воронку, исхитряясь при этом даже не останавливать машину. До Доноры нам пришлось миновать еще пятнадцать пунктов, и в общей сложности Клэр набросала в воронки долларов пять, не меньше.

Говорили мы мало, да и то больше с девочкой, которая не отрывалась от окна и требовала разъяснений. Небо было безоблачным, на полях уже пробивались побеги хмеля и маиса. Из-за холмов, где разбросаны поселки побольше, поднимался дым. И хотя каждый участок земли выглядел только что возделанным и обработанным, окрестности были совершенно безлюдны и выглядели имитацией девственной природы. И на шоссе, с виду новехоньком, только что отремонтированном, – ни одного дорожного рабочего. Автомобили двигались медленно, редко кто давал больше ста километров в час. Вдруг, обгоняя нас, наискось низко пролетел военный самолет, отбросив огромную тень – я даже испугался, что он сейчас рухнет. Казалось, ветер дует вдали значительно слабее, чем здесь, у дороги, где он трепал кусты. Стая белых птиц клонила вбок, разворачиваясь, и внезапно изменила окраску, потемнела. Воздух был чист и прозрачен, ни одно насекомое не разбилось о ветровое стекло. Иногда на шоссе попадались раздавленные животные, кошек и собак выбрасывали на обочину, ежей не убирали. Клэр объясняла дочери, что в больших алюминиевых шарах над фермами держат воду.

Я решил пофотографировать, хотя ничего примечательного за окном не было, и снял один за другим несколько кадров, они мало чем отличались друг от друга. Потом сфотографировал девочку: она стоя смотрит в окно. Сфотографировал и Клэр, откинувшись как можно дальше в угол – «поляроидом» нельзя снимать крупные планы. Мы еще не доехали до Харрисбурга, а я уже извел последнюю кассету. Фотографии я прикрепил изнутри к ветровому стеклу и теперь поглядывал то на них, то за окно.

– Ты тоже изменилась, – заметил я, кивнув на один из снимков Клэр и сам удивляясь, что и о ней нашлось что сказать. – У тебя теперь такой вид, будто ты каждую секунду размышляешь, о чем надо подумать в следующую. Раньше у тебя временами было совершенно отсутствующее лицо. Даже бездумное. А теперь вид у тебя строгий. И озабоченный чем-то.

– Чем-то?

– Да, чем-то озабоченный, – ответил я. – Точнее не могу определить. Ты ходишь быстрее, двигаешься изящней и уверенней, и походка у тебя тверже, и говоришь ты громче. Вообще не боишься шуметь. Словно от самой себя отвлечься хочешь.

В ответ она ничего не сказала, только нажала на гудок. Мы умолкли, но ребенок, внимательно следивший за беседой, потребовал, чтобы мы говорили еще.

– Я стала еще забывчивей, чем раньше, – сообщила Клэр. – Хотя нет, просто стараюсь меньше вспоминать. Иногда мне человек напомнит, мы, мол, с тобой несколько дней назад то-то и то-то делали, а я вовсе не хочу об этом вспоминать.