Короткое письмо к долгому прощанию

– Отец у меня был пьяница, – сказал я таким тоном, словно хотел только исполнить свою вариацию фразы «Му father was а gambling man» [39] из «The House Of The Rising Sun». – Лежа в постели, я часто слышал из-за стенки бульканье – это он наливал очередной стакан. Сейчас, когда я об этом вспоминаю, мне хочется схватить цеп и размозжить ему голову, тогда я только старался поскорее уснуть. Еще ни одно воспоминание не приводило меня в доброе расположение духа. Другое дело, когда вспоминают другие, тут мне подчас удается освободиться от своей памяти и испытать тягу к прошлому. Однажды, к примеру, я слышал, как одна женщина сказала: «Помню, я тогда еще очень много овощей на зиму законсервировала», и при этих словах я с трудом сдержал слезы. Другая женщина, я даже в лицо ее толком не помню, видел ее всегда только со связкой скользких сосисок на руке в ее мясной лавке, сказала как-то раз: «У моих детей еще тогда коклюш был, пришлось лечить их самолетом», и я испытал вдруг приступ острой зависти к этому ее воспоминанию, мне захотелось немедленно вернуться в детство, когда у меня тоже был коклюш. И с тех пор всякий раз, когда я читаю, как кого-то лечат от коклюша самолетом, мне представляется что-то навсегда упущенное, чего мне уже никогда не наверстать. Вот почему, кстати, меня иногда странным образом притягивают вещи, которые вообще-то мне совсем безразличны.

– Но когда ты говоришь про Зеленого Генриха, ты, по-моему, веришь, что сумеешь наверстать его переживания и его жизнь, – прервала меня Клэр. – Хотя ты человек совсем другой эпохи, ты веришь, будто можно повторить его время, будто можно так же, как он, преспокойненько по порядку все переживать, умнея от переживания к переживанию, чтобы в эпилоге твоей истории предстать окончательно сформировавшимся и совершенным.

– Я знаю, теперь невозможно жить так, как Зеленый Генрих, чтобы все одно за другим, – ответил я. – Но когда я читаю о нем, со мною творится в точности то же самое, что и с ним, когда он однажды, «лежа под тенистыми купами леса, всей душой впитывал в себя идиллический покой минувшего столетия». Так и я, читая его историю, наслаждаюсь образом мыслей другой эпохи, когда еще полагали, что человек со временем непременно меняется, был один – стал другой, и что мир открыт буквально перед каждым. Между прочим, мне вот уже несколько дней кажется, что мир и вправду открыт передо мной и что с каждым взглядом я познаю в нем что-то новое. И до тех пор, пока я могу испытывать наслаждение этого – по мне, так пусть даже и минувшего – столетия, до тех пор я буду принимать его вдумчиво и всерьез.

– Пока у тебя деньги не кончатся, – заметила Клэр, на что я, думавший в этот момент о том же, показал ей толстую пачку долларов, обмененных недавно на чеки. Любовная пара сопровождала наш разговор снисходительными улыбками, поэтому мы замолкли и стали слушать пластинки, а также истории, которые наши хозяева, иногда не сходясь в мелочах, присовокупляли к каждой пластинке, пока ночь снова не высветлилась и не выпала роса. Только когда хозяева начали опасаться, что пластинки попортятся от росы, мы встали и отправились спать.