Корова

– Как ты не понимаешь, что сейчас идёт эпоха экспериментов? Сейчас все экспериментируют в области семьи, государственного устройства, природы человека. Дадут человеку прожиточный минимум и наблюдают, как он станет на него жить, да нет ли возможности этот самый минимум ещё хоть как-то минимизировать. Мы и так как подопытные амёбы. Живём в невыживаемых условиях на невыживаемые деньги при невыживаемом отношении друг к другу. А экспериментаторы наблюдают и думают, какой бы ещё опыт над нами поставить, какой бы ещё кислоты в нашу среду обитания капнуть, чтобы мы стали корчиться в предсмертных муках, – он перестал смеяться и отвернулся от неё, прислонившись плечом к дереву. – А они наблюдают. А ты боишься, что за тобой будут наблюдать, когда ты будешь в красивой кровати с красивым мужиком лежать. Ты – вышедшая из-под контроля амёба.

– И ты так легко согласился быть амёбой? А если это увидят твои дети…

– Что мои дети? – равнодушно спросил он и усмехнулся, когда заметил, что Людмила осеклась на слове. – Это моя мать тебе рассказала? Да я знаю всё, конспираторши доморощенные. Знаю, что она отца навещала.

– И что теперь? Будешь её мучить?

– Обязательно.

– Ты ужасный человек. Она тебя так любит, волнуется за тебя, несмотря на то, что ты так от них отдалился, а ты…

– Да, я такой!.. Не собираюсь я её мучить. Если она всю жизнь дурой прожила, теперь бесполезно учить.

– Но как же ты хочешь уехать, если здесь твои дети?

– Ну и что? Мало ли у меня барахла разного дома валяется. Я что, обо всём этом должен думать?

– А твоя жена что об этом думает?

– Она не умеет думать. И вообще, плевать я на неё хотел. И на другую тоже.

– А какие они?

– Ущербные и ограниченные бабы. Умеют произносить только три фразы: «Ты меня не любишь!», «Где деньги?», «Иди жрать». Тупые сучки… Народят чёрт-те кого, а потом шантажируют тебя этим убогим фактом.

– Да почему ты так говоришь? Как же тогда будет продолжаться жизнь, если женщины не станут рожать? Хотя бы так…

– А мне какое дело до этого? Это бабьи дела. Они сами меня на себе женили, я не просил. Я просто пьяным был.

– Разве ты пьёшь? Ты слишком хорошо выглядишь…

– Заметила? Так поехали?

– Да ну тебя! Спросить ничего нельзя.

– Я понимаю, что тебе, как дочери бывшего алкоголика, это очень важно, чтобы мужик не пил, но я совсем не пью. Сейчас ведь и пить опасно: не успеешь захмелеть, а уж просыпаешься чьим-то мужем с штемпелем в ксиве. Дурацкая роль. И никакой возможности ввести в отношения другой сценарий. А почему нельзя сыграть счастливую жизнь по Станиславскому, как на сцене, где сценарий предписывает актёру говорить и делать именно то, что должно быть сказано и сделано по ходу пьесы? Это же прекрасно, что такую жизнь не сможет нарушить ни один урод своим несвоевременным выходом! Разве тебе не надоели эти однообразные рожи, их однообразные потребности и слова, которые и словами-то назвать нельзя, настолько они похожи на шум в кишках? Разве тебе не хочется раз в жизни пережить красивую историю любви? Я не поверю, если ты скажешь «нет». Я же сразу понял, что мы с тобой похожи, что ты тоже хочешь вырваться из этого ужасного мира. Ведь мы могли бы сыграть роль идеальной пары. Если у зверей такие гармоничные и идеальные отношения, почему люди так не могут? Могут! Надо только стать таким же органичным, как собака или прочее зверьё, и тогда будет возможно настолько вжиться в образ, что и не заметишь, как станешь таковым.

– Тебе эта роль быстро надоест.

– А тут всё от тебя зависит. Всё зависит от того, как ты мне будешь подыгрывать.

– Не буду я никому подыгрывать.

– Потому что ты глупая старая дева!

– Лучше быть глупой старой девой в жизни, чем посредственной актрисой в спектакле про вымышленную любовь. Я не понимаю, почему ты решил, что это шоу – предел твоих мечтаний и возможностей? Ведь ты сильный и умный, ты же можешь сам что-то создать. Не в воображаемом мире, а в реальном…

– Мне реальный мир не интересен. И с чего ты решила, что я умный?

– Ну как же. Ты же несколько языков знаешь…

– Я? Ха-ха-ха! Не знаю я никаких языков. Зачем они мне, если я никуда не езжу? Если я всю жизнь сижу в этой дыре, где кроме мата нет другого диалекта!

– Как же ты читал мне стихи на английском? И потом этот твой восточный акцент…

– О, когда я в образ вхожу, сам не понимаю, откуда что во мне берётся. А стихи… Это я в учебнике английского «для лентяев» вычитал отрывок из Фитцджеральда. И из одного этого четверостишия вывел целую роль! – сверкнул глазами Руслан. – Я сразу понял, как такой человек выглядит, как он говорит, двигается… Больше из английского я не знаю ничего. Да мне это и не нужно. «И это всё, на что я способен», – сказал старый султан, поцеловав в щёчку каждую жену своего гарема…

– Почитай мне эти стихи ещё раз.

– Не хочу.

– Пожалуйста.

– Отстань. Я не хочу играть эту роль, раз ты отказываешься участвовать в шоу, – повернулся он к ней.

– А я рада, что ты никакой ни аравийский шейх, а простой отечественный парень.