Коровы

— Итак, черно-белая особь, — продолжил Пастух, — Химера под номером три, не воспользовалась своей привилегией гулять в одиночестве, не совершая кругов, а пристроилась к полноценному стаду и, как рядовая корова, начала двигаться в нем, проходя столб за столбом, пасясь на лугах в сообществе своих новых подруг, знакомясь с быками и вроде бы постигая Божественную реальность тем взглядом, который возникает у сущностей после прохождения нулевого столба. Единственное, чем она отличалась, как заметил Пастух, приставленный к этому стаду, было то, что она то и дело уходила в потустороннюю нереальность, на что, впрочем, имела, как сущность второго круга, полное право. Обычно коровы используют эту возможность: уйти в никуда и вернуться из ниоткуда, то есть побывать сущностью в одной из своих проекций, — только для развлечения, иной раз даже из баловства, как будто играя в своих же призраков, рассеянных по нереальному миру в разнообразных менталитетных скоплениях, и, возвратившись, быстро забывают о том, что делали в этом мире и кем побывали. Несуществующий мир для полноценных коров подобен игрушке, которой они забавляются в своих мыслях, не относясь к ней серьезно, но с тем же сами не понимая, что, переигрывая с этой игрушкой, заносят в плоскость буквально заразу: в виде несуществующего искаженного, оттенков проекционного словоблудия и даже иллюзорных понятий, — из-за чего мы, Пастухи, с высшего одобрения Хозяина немедленно отправляем запутавшуюся скотину на исправление мозгов. Химера же номер три, названная поначалу Фемидой, не подчинялась общим законам, и, зная об этом, а также о том, что она может по своему усмотрению двигаться в стаде или покинуть его, Пастух, сопровождавший коров, не обращал никакого внимания на ее частое пребывание в нигде, думая, что это не его ума дело — думать об этой корове, самим великим Хозяином объявленной чем-то вроде святой. Пастух этот, помимо пастьбы, обслуживал также плантации общего пастуховского табака, и, когда стадо, набив животы, разлегалось для отдыха где-нибудь на лугу, он отлучался по табачным делам, оставляя коров на попечение вроде святой, почему-то считая, что в присутствии этой коровы другие коровы не позволят себе никаких выкрутасов. Сначала эта Химера озадачила Пастуха тем, что, пока он возился с грядками табака, стадо его, расположившись полукольцом, стоя слушало мычание святой как какое-то поучение, смысл которого сводился к тому, что коровы обязаны соблюдать закон и порядок — что само по себе Пастуху очень понравилось, и лишь построение, не характерное для скотины, вызвало в нем озадаченность. В следующий раз, вернувшись с табачных плантаций, Пастух обнаружил, что форма коровьего сборища приобрела уже какой-то порядок, ему неизвестный: три коровы стояли отдельно, слева и справа от них стояло еще по корове, остальные же головы образовали все то же полукольцо, охватывая отдельно стоящих, а Химера номер один, находясь в центре этой фигуры, мычала в пространство понятиями из иллюзорного мира, такими, как право и власть, собственность, наказание, суд… На вопрос Пастуха о смысле происходящего здесь одна из коров ответила коротко: «Мы разбираем конфликт…» Не дожидаясь третьего раза, Пастух, углядев проникновение не сущностного, щелканьем своего бича разогнал собрание коров, которые разбежались по лугу, от страха быстро и часто облагораживая поверхность, привязал Химеру к ближайшему дереву и — что редко бывает — напрямую обратился к Хозяину: разрешено ли этой святой говорить с коровами на подобные темы, по существу иллюзорные? Как стало известно потом, Хозяин незамедлительно связался с Химерой через Подслушивателя, а тот, не удержавшись впоследствии, передал Пастухам смысл разговора между коровой и недосягаемым разумом.

— …Ну, поскольку Намерение и Создатель, — говорила корова, — власть отдаленная, с которой связаться нельзя, значит, единственным представителем власти реальной являетесь вы, Хозяин, то есть вы — высший судья.

— Да, это так, корова, — вроде бы отвечал Хозяин.

— Ну, в таком случае вы и определите наши права: конкретные и практические, а также теоретические и общие…

— Ты, Фемида, хоть и святая корова, но за такое мычание, порожденное в твоем коровьем мозгу, видимо, частыми пребываниями в проекционной иллюзии в собственных отражениях, я просто обязан отправить тебя в одно из мест наказания. Я быстро обдумаю степень твоего помрачения, выберу место и сообщу о нем твоему Пастуху.

— Тогда, — сказала корова, — поскольку, как я улавливаю, здесь существует закон неотвратимости наказания и вы, помимо права судить, беретесь за обвинение и заявляете степень моего наказания, которое сами же и утверждаете, — я, как свободная сущность, свободорожденность которой и устанавливает изначально мое законное изначальное право, обращусь к адвокату, и давайте устроим процесс, на который соберем тех коров, которые захотят быть свидетелями, да и вообще поучаствовать в прениях…