Коровы

Покинув поляну, казавшуюся теперь мрачным, зловещим местом, телки, испытывая просто невыносимую жажду после синей травы, надолго задержались у лужи, втягивая и втягивая в себя воду, как какой-то нектар, а потом, вроде немного набравшись сил, вышли, пошатываясь и спотыкаясь, к очередному столбу на дороге, откуда Пастух уже разглядывал стайку очень маленьких, совсем уж игрушечных розовых пони, маячивших почти на границе предела коровьего видения, то есть так далеко, что для телок стайка эта сливалась в единое розовое пятно — возле дерева с конусной кроной, одиноко торчавшего на безликой черно-бурой поверхности.

— Сметанка — раз… Солдатка — два… — совершенно необъяснимо для телок определял Пастух имена исчезнувших особей, составляющих теперь это розовое пятно. — Копейка — три… Дуреха — четыре… Куролеска — пять… Стрекоза — шесть… Горчица — семь… Буянка — восемь… Ромашка — девять… Лисичка — десять… Что же, понятно, попарно… Остановили плодоносящее свое движение по плоскости и превратились в Оно… Нет, уже не вернуть… Нет! Вижу одиннадцатую — Кувшинку! Нечетная группа, а это уже полный разврат!.. Докатились!

— Пастух, — удивилась Джума, — а как же вы различаете их, если они все одинаковые, к тому же переменившие парнокопытность на непарнокопытность?

— Я, Джума, Пастух, приставленный к сущностям, а не просто к скотине, и своим Пастуховским чутьем вижу сейчас, выражаясь проекционно, не только преобразившихся телок, но и их изначальную суть, которую, как они думают, они изменили для будущего праздношатанья и ничегонеделанья, — но такого в Божественном стаде постоянно не существует, производная третьего рода — величина лишь момента движения и неопределенного состояния, поскольку, как я говорил, никаких знаков в отношении этого рода недосягаемый разум пока что не подавал…

— Да, Пастух, — сказала Антонина-гадалка, — я удивляюсь: а как же тогда эти самые судьбы, исходящие из промежностных черт… ведь это сейчас что-то совсем другое, с совершенно другим, Пастух, свойством этого самого нашего «Му»…