Коровы

— Уследить, Пастух, — подтвердила Джума, — было трудно… Тут такое творилось!

— Где Елена? Где Танька-красава, где остальные?

— У Елены, Пастух, — ответила Сонька, — непорядок с копытом задней левой ноги, и она ушла к роднику — подержать свою ногу в целебной воде, но к тому же, наверное, разговорилась с созерцающими быками, потому что сказала мне, что после синей травы в голове у нее появились кое-какие реальные мысли об истинном положении вещей, и попутно с лечением копыта она хочет узнать, как быки, вытаптывающие тропинки, отнесутся к этим ее догадкам… Возле тропинок, Пастух, как вы говорили, сориентироваться нельзя, и Елена, наверное, потерялась в пространстве…

— Представляю себе, что за мысли пришли в телячью голову после синей травы… — ухмыльнулся Пастух. — Впрочем, это все поправимо, Елену найдем. Анна, а где твой венок?

— Мне, Пастух, стыдно, — ответила Анна, — но голод после синей травы так прихватил, что я съела венок, правда, поделилась с Кувшинкой…

— Это просто кощунство, Анна, поедать собственный символ, и будь ты коровой, пусть и избранной сущностью, я бы отправил тебя в Главный отстойник — слегка поправить мозги… А где, интересно, все же Танька-красава?

— Пастух, с нашей подругой беда!.. — стала рассказывать уже Мария-Елизавета. — В проекционное никуда или в лжесущностное пространство она не ушла, но мы вместе от голода наелись каких-то ягод с кустов, растущих за синей травой, и наше «Му», видимо, от них возбудилось, Танька-красава стала приставать к двум голубым жеребцам, так почему-то испугав их своими ухаживаниями, что они быстро удрали и больше не возвратились, потом она вывалялась в грязи возле лужи на водопое, и, наведя макияж, сказала, вернее, Пастух, закричала: «Мочи нет! Нет мочи больше терпеть, схлестнусь хоть с верблюдом!» И унеслась… Ускакала, как лошадь какая-нибудь, сбежала назад по столбам… в пустыню… к верблюду…

— Это был красный гулявник… — сразу понял Пастух. — Вот дура! Мало того что она натолкнулась на будущее и уже от этого у нее помрачились мозги, но теперь, может, родит непонятно кого!

— Понятно, кого, — предположила Мария-Елизавета серьезно, без всякой язвительности, чуждой скотскому мышлению: — Родит рогатого верблюжонка или горбатую телку или бычка…

— Пастух говорил, — вспомнила Антонина-гадалка, — что в Божественном стаде, в отличие от проекционной иллюзии, смешение видов четырежды невозможно…

— Вы, телки, познаете возможность или невозможность чего-то, — отозвался Пастух, — постепенно, следуя по столбам, причем даже для нас, Пастухов, многое изменяется на ходу по воле Создателя и желанию Намерения, а также благодаря проникновению на плоскость несуществующего искаженного, степень проникновения которого я с вами еще серьезно не обсуждал, так что смешение верблюда с коровой, говоря языком быка Иллюзора, вероятно-возможно, и допустить вероятность подобного я могу… Пару кругов назад, например, я и слыхивать не слыхал о каких-то там собчаках или о праздно шляющемся Оно… Кстати, о жеребцах: здесь что же, побывало Оно?

— Да, Пастух, — призналась Джума, — в числе двух голубых жеребцов и шести розовых пони — заправиться синей травой, что, оказывается, они делают регулярно…

— А вот и соблазн, о котором я говорил, вот и источник блажи, вызвавший появление этой травы — праздношатающееся Оно! Значит, виноваты не вы, пусть так, но, тем не менее, где тринадцать недостающих беззвездных и неопределенных голов?!

— Они, Пастух, канули в никуда в самый разгар веселья, их соблазнила производная третьего рода: одна из пони сказала, что будущее за ними и что потом в Оно могут и не принять… на это наши подруги и клюнули, — сообщила Антонина-гадалка.

— Мария-Елизавета, — сказала Джума, — тоже наелась ягод и подружилась с одной из розовых пони, но никуда не исчезла…

— Я — стойкая, — сказала Мария-Елизавета, — первородной Божественной сущности не изменю никогда, я так, просто поразвлекаться, меня совсем не тянет в Оно, я — правильная корова.

— Пастух, — вмешалась тут Роза, — я помню точно: как только закрутилась вся эта карусель, Рябинка вместе с Малинкой фыркнули, ушли к водопою одни и больше не возвращались…

— Ну, значит, — сделал вывод Пастух, — это и был их сход, как беззвездных, с очередного первого круга; что же, похвально — не изменили Божественному началу… И все же одиннадцать недостающих… надо бы поискать, возможно, кого еще и спасем… — и Пастух направился к тому выходу, который был растоптан и расширен скотиной и вел к водопою.

68. Исчезнувшие