— Сама ты, корова, наелась синей травы. Слушай дальше, что написано в этой книге! — и продолжила: — «Наконец, есть бесспорное в виде правдоподобного, когда суждения хоть и отражают действительность, но лишь какую-то ее часть, какую-то сторону, как правило, второстепенную, и не затрагивают сути происходящего; скорее, наоборот: они нацелены на то, чтобы увести от спора о главном, подсовывая нам нечто очевидное, с чем все согласны. Но поклонение даже такому бесспорному уже приобрело форму лицензии… Лицензионное сознание, не обладает способностью к самостоятельному суждению. Если визуальный ряд поддержан вербальным, то служит хорошей предпосылкой для выдачи этой лицензии. При этом лицензирование создает полную иллюзию принятого по своей воле решения. Так что лицензия есть такое решение вопроса, когда вопросов уже нет у того, кто выдает лицензию, а выдает ее тот, кто может ее и не выдать…» Из сказанного — пусть знает скотина! — я делаю вывод: не думайте, что вам бесконечно будет позволено мычать, блеять и ржать!.. Лицензию отберут — и заткнетесь! Но с другой стороны, как сказано в книге, «лицензия завершает классификацию бесспорного в системе ложных приоритетов и, как всякое завершение, таит в себе оспаривание бесспорного и низвержение монолитного…» И поэтому я делаю еще следующий вывод: свободу проекционному слову, для которого здесь, куда я попала, никакие лицензии не нужны! Добившись этой свободы, мы займемся правами скотины, условиями ее содержания и впряжемся во всеобщую голодовку, чтобы взять под контроль непонятно откуда возникший, установленный порядок вещей!
— На этом месте, наверное, Данте и покачнулся… — предположила Ириска.
— Скорее всего — упал… — добавила Марта.
Тут над скотиной пробежала, как порыв ветра, какая-то невидимая волна, растрепав гриву кобыле, тряхнув бубенчики на шее у Катерины и Марии-Елизаветы, сорвав прищепку с уха одной из овец и пощекотавшая нос одному из козлов так, что тот даже чихнул.
— Если это Подслушиватель, то в этот раз он довольно неласков, — заметила Анна.
— Такая резкость Подслушивателя, будущие коровы, — объяснила черно-белая Зорька, — выражает негодование Хозяина.
И действительно, стоило существу, рассеянному в эфире, нашептать Пастуху что-то важное, исходящее от Хозяина, как Пастух решительным, строгим тоном огласил следующее послание: «Химеру номер четыре ни к каким святыням не допускать, незамедлительно вернуть ее в Малый отстойник, привлечь для этого не одного, а сразу нескольких Пастухов, которые будут держать самолюбивую, вредную телку на крепких коротких привязях, после чего Пастуху стада телок первого круга идти к первоосновному камню и получить там, под камнем, свиток с дополнительными инструкциями в отношении своего поредевшего стада; Иде же, несмотря на ее почтительный возраст, за самоуправство в отношении собственной дочери — за то, что она без одобрения высшего разума потащила Химеру к святыням, — объявить от Хозяина выговор и лишить привилегии свободнопасущейся особи до тех пор, пока она не осмыслит свою непростительную ошибку, мало того, в обязанность ей тут же вменяется сопровождать стадо расхлябанных телок, наевшихся синей травы (которые еще получат свое!), до девяностых столбов, пока его не примут там под свое начало столбовые Гуртовщики; а вся остальная скотина на плоскости пусть знает о том, что, вернувшиеся из ниоткуда и заговорившие проекционными звуками, теперь сразу же назначаются в скоростные гурты и следуют не в Главный отстойник или в Загон для сумасшедшей скотины, как это было установлено до сих пор, а на великие Скотобойни, где языки их вместе с мозгами подвергнутся беспощадному исправлению…»
Пастух снял веревочную петлю с шеи Иды, тут подошли еще три Пастуха: тот самый, эфирное тело которого было покрыто белым бурнусом и куфией, и двое ни во что не одетые, эфир которых, видимо, от серьезности ситуации из розоватого и бледно-зеленого перекрасился в густо-коричневое, — и, опутав веревкой и еще и своими бичами маленькую Химеру так, что она попала как будто в какую-то сеть, потащили ее вниз по склону холма, причем скотина из очереди наблюдала все это с полным, церемониальным молчанием. Химера же, напротив, пищала: «…Поймите вы, дурни, лицензионное сознание архаично… Понятие «харизма» всплыло из сакрального ряда… Харизма в секулярном сообществе выдается на предъявителя, а не как в сакрализованных социумах… Лицензионное сознание не исключает веру в вышестоящее, но отключает ее как метанойю — полное переосмысление себя и мира… Понятие харизма в мире лицензий — всего лишь очередная смысловая подмена и оборотень… Метанойю, процесс глубоко онтологический, приспособила под себя психология и психотерапия, торгующие утешительными услугами — чем и занимается ваш Хозяин, по существу являя собой единственное средство массовой информации…» — и это было последнее, что услышали телки, после чего Елена сказала:
— Вот тут отец ее уже точно упал… Вообще, на каком языке она говорила?