— У нас предусмотрен трансфер для особенно ценных сотрудников, — пояснил он, подхватывая её под ягодицы и приподнимая над полом, и Вика быстро обвила его руками и ногами, как обезьянка, позволяя унести себя в приёмную.
Хотя сейчас бы она позволила ему унести себя вообще куда угодно.
Предусмотрительно заперев дверь изнутри, он собирался романтично опустить её на диван, но Вика категорически не хотела поддаваться и упрямо потянула его за собой, из-за чего они просто вместе рухнули на пружинящее сидение.
— Требую победу над одеждой! И над промедлением, Илья Сергеевич!
— Самое время перейти обратно на «вы», Викторрия, — ответил он укоризненно, чуть не свалившись на пол в попытке избавиться от брюк, не вставая с дивана.
Вика ёрзала и извивалась под ним в столь же бесплотной попытке полностью раздеться, смеялась над происходящим, и это казалось очень естественным и даже приятным: слушать, как мелодично звенит тонким колокольчиком её голос, и одновременно с тем ощущать трение её голой груди о свою кожу.
Теперь ему и самому совершенно не хотелось ни отстраняться, ни вставать, но всё же пришлось. Исключительно для того, чтобы торопливо стянуть эти лишние брюки и с себя, и следом с неё, а потом проложить дорожку поцелуев вверх от лобка, по вздрагивающему от прикосновений животу, где он успел заметить след от прокола над пупком, пройтись языком по тёмным горошинам сосков и закончить путешествие на приветливо распахнутых, порозовевших губах.
— А победа над средствами контрацепции у нас тоже будет?
— Не зря же у всех наших сотрудников такая хорошая медицинская страховка, — ляпнул Илья, не задумываясь, и тут же испуганно взглянул на неё, чтобы понять, есть ли у него хоть один шанс сгладить свою дурную шутку.
Вот неуместное чувство юмора точно можно было выносить на первое место причин его никак не складывающихся отношений с девушками.
Но намного сильнее его пугала не перспектива показаться перед Викой идиотом, а обидеть её своими словами.
Однако все его страхи и сомнения разогнал тот самый завораживающий, волшебный смех, в который он влюбился без сомнения так же сильно, как и в его обладательницу.
— Вы просто ужасный директор, Илья… — кажется, она всё же хотела добавить его отчество, но поддалась соблазнительной близости губ и потянулась к нему за поцелуем. В мыслях пронеслось отчётливое «ты совсем с ума сошла!», но звучало оно почему-то не с укором, а с восторгом. — Хорошо, что я пью таблетки.
Он хотел сказать ещё что-то про любовь к ответственным сотрудникам, обязательные медосмотры, корпоративную этику… Наверное, это было настоящей удачей, что его губы никак не могли оторваться от её, — или что она никак не позволяла ему прервать поцелуи, — и у него не было больше возможности попытаться всё испортить своими разговорами.
А ей, на самом деле, было уже совершенно всё равно, что за слова звучали над ухом, когда мужские руки необычайно чутко и ласково поглаживали тело, согревали трепетными прикосновениями внутреннюю сторону бедёр, раздвигали ноги так аккуратно и неторопливо, будто их обладатель до последнего сомневался в том, имеет ли право это делать.
Он был очень нежным, и ей тоже хотелось отвечать ему нежностью. И все прежние порывы, эти торопливые попытки насытиться чужим телом, толком его не узнав, не увидев, не почувствовав, теперь казались пошлыми, скучными и серыми. Ничего общего с тем вихрем эмоций, что поднимался внутри неё и сносил все преграды предрассудков и сомнений.
Хотя, предрассудки были оставлены ещё в момент, когда её пальцы впервые зарылись в его мягкие волосы, а все сомнения — когда он воровал для них бутылку шампанского.
А сейчас, под весом этого тёплого белого медвежонка, испарялся капельками воды на солнце и естественный страх перед близостью с новым мужчиной. Настолько уютным и родным, словно они были знакомы всю жизнь.
Его движения так и оставались замедленными, осторожными: и то, как он входил в неё, и как постепенно набирал скорость и увеличивал амплитуду толчков. Пальцами гладил её ногу от колена до бедра, целовал линию подбородка, то соскальзывая вниз, на шею, то поднимаясь вверх, к губам, которые ей приходилось закусывать, чтобы ненароком не создать лишний шум.
И её саму тоже то тянуло вниз, то подбрасывало вверх, раскачивало вперёд-назад, как на качели. Приходилось очень крепко держаться за его плечи, чтобы не сорваться и не упасть, и с каждым обратным движением из неё импульсивно вырывался вздох чистого восторга и предвкушения того, как высоко удастся взлететь на этот раз.
Выше и выше, чтобы достать до самого неба.
А Илья чувствовал себя так, словно добрался до самого любимого своего десерта. Смаковал удовольствие, перекатывал во рту потрясающую сладость поцелуев, позволял пряничному аромату окутать его с головой и задурманить сознание, и так плывущее под жаром её тела.