Корпорация

— Олег — это Старцев, да? — переспрашивает Ариадна, поднимая глаза и стараясь повернуться чуть боком — ей не раз говорили, что в таком ракурсе ее божественный носик смотрится особенно выигрышно, — Вы с ним партнеры, да? Меня всегда удивляет, как люди могут годами работать вместе. Я вот чуть не на каждой картине с режиссером ругаюсь. Не потому, что я какая-то особенная стерва. Просто, работа напряженная, все на нервах… А вы с господином Старцевым давно работаете?

— Давно. Девять лет. С момента основания.

— Минуточку, — Ариадна морщит лобик, — Так ведь корпорации сегодня только семь исполняется…

— Ну, я имею в виду основание другого проекта…

Она кивает и чуть теснее прижимается плечиком:

— И ни разу не ссорились?… А, понимаю — вы, наверное с детства дружите. У мужчин почему-то такая дружба — самая крепкая…

— С детства мы дружим с Сашкой, — поправляет ее Малышев.

— Сашка — это кто?

— Это вон тот, мелкий. Губернатор одного маленького, но очень гордого автономного округа. — Малышев кивает в сторону Денисова, интимно хихикающего с какой-то дамой в противоположном конце зала, — Хотя, с Олегом мы тоже как-то на новогоднем утреннике вокруг одной елочки скакали. Он был мушкетером. А я, знаете ли, зайчиком.

Ариадна смеется, оценив шутку. Зайчик из долговязого Малышева — ну просто никакой!…

Впрочем, тогда он долговязым не был. Он был маленьким, и в шапочке с непомерно большими ушами смотрелся, судя по фотографии, трогательно.

Рядом с ним на фотографии стоял и мушкетер — с нарисованными усами и бородкой, в грамотно сшитом костюме и даже в шляпе с перьями. Бог знает, из чего их сделали. Хмурый, не по годам серьезный. Они не дружили тогда, да и не могли дружить — Олегу было двенадцать, зайчику Сереже — всего четыре.

Знакомы были их матери — когда-то, в студенчестве, считались подругами. Потом навалилась работа, появились мужья, дети, женщины виделись все реже… Словом, обычная история непрочной женской дружбы. Мама Олега доставала билеты на кремлевскую елку, однажды предложила билетик и Малышевым. Там и была сделана фотография.

Родители Сергея, не имея особых связей, жили скромно и звезд с неба не хватали: мать преподавала право в сельскохозяйственном институте, отец там же читал лекции по истории КПСС. Олегу в смысле родительских связей повезло больше: отец занимал хоть и скромную должность, но не где-нибудь, а в комитете по военно-техническому сотрудничеству при министерстве внешнеэкономических связей.

Папины знакомства помогли Олегу без труда поступить в МГИМО на внешнеэкономические отношения, где блистали отпрыски элитных советских семей. Сергей же вместе с Сашкой Денисовым учились в вузе тоже не последнего разбора, но все же попроще — в Московском финансовом.

После института, отработав по распределению два года во Внешэкономбанке и отупев от чиновничьей рутины, Малышев с Денисовым заозирались в поисках работы поживей и поденежней. Шел девяносто первый год, страна нерешительно примеряла на себя рыночную экономику. Слова «частная собственность» перестали быть запретными, и эти слова очень нравились двум молодым клеркам из Внешэкономбанка. Но чтобы начать свое дело, нужны были деньги. Денег не было и их следовало заработать.

«Пойди к тете Нине, — посоветовала мать, — Ее Олежка какую-то фирму открыл. Может, найдет тебе место»

Сын тети Нины показался Сергею необычайно взрослым и мудрым — ему уже стукнуло тридцать четыре. Около часа они поговорили о том, о сем, обсудили последние политические события, каковые уже получили название августовского путча, поприкидывали, чего ждать от нового президента… На прощание Олег пообещал подумать, что он сможет Малышеву предложить.

Сергей вернулся домой, чувствуя себя униженным. Он был уверен, что ничего ему Старцев не предложит — слишком уж тонка и слаба ниточка, их связующая, на что преуспевающему Старцеву сын маминой знакомой?… Но через две недели Олег позвонил сам и кое-что предложил. Да такое, что у Малышева дух захватило…

— Сережа, — Ариадна осторожно проводит по его рукаву острым ноготком, — Музыка кончилась.

Спохватившись, Малышев останавливается и целует даме сердца ручку — долго, со значением.

— Душновато, — вздыхает дама, — Пить хочется…

— Так пойдемте, чего-нибудь выпьем, — галантно предлагает Малышев.

* * *

— Олежек, — Анне, наконец, удается поймать вечно исчезающего мужа, — поди сюда на минуточку!

Олег подходит — бодрый, взъерошенный. Нет, ей определенно не нравится его вид.

— Все же что-то случилось, — то ли спрашивает, то ли утверждает она.

— Ну, с чего ты взяла? — мягко удивляется он — тем, самым волшебным из своих голосов, которому она никогда не может противиться.

— Ты говорил с Железновой, со Щегловым, с Шевелевым. Ты даже сейчас умудряешься работать.

— Я всегда работаю, Анюша…

— И потом, я должна тебе сказать… Только не смейся, ладно? Я вчера была у гадалки…

— Что?!

Старцев потрясенно смотрит на Анну. Он привык считать ее абсолютно трезвомыслящей женщиной, чуждой всякого рода женским суевериям: она не читает астрологические прогнозы, не верит в приметы и никогда не гадает.