Корпорация «Коррупция»

Солнце яростно жгло с самого утра, и сейчас, ближе к полудню, температура воздуха в тени перевалила далеко за сорок по Цельсию. Укрыться от июньского зноя было решительно негде, и он с завистью взирал на шумящие на склоне над ними кипарисы и на очаровывающую прохладу черноморских вод, разлившихся далеко внизу. Ветер горячим дыханием одурманивал, иссушал губы, торопил покинуть поросшую редким кустарником открытую площадку, из которой старыми кривыми зубами вырастали гранитные памятники, венчавшие конец человеческой жизни.

Городское кладбище раскинулось в трехстах метрах над уровнем моря, на пологом южном склоне горы Средний Ахон. Отсюда открывались живописные виды на Южноморск и окрестности, на гордый и неприступный Кавказский хребет, одетый снежными шапками, и на величественное Черное море, бриллиантовой гранью переливающееся в солнечных лучах. Но сейчас его не интересовали пейзажи: здесь, на границе мира сущего и царства Аида собрались только самые близкие, скорбящие о безвременной утрате. Василий Петрович Леднев вглядывался в лица немногих присутствующих, стараясь определить степень участия каждого в недавних событиях, окончившихся трагедией. Пока идет следствие, старый опер не исключал, что кто-то из них приложил куда больше сил к развитию событий, чем виделось на первый взгляд.

Почтить память Алены Соболевой, вопреки ожиданиям, пришли единицы. Молодая, амбициозная журналистка заплатила слишком дорогую цену за то, чтобы открыть истину.

Истину, которую так никто и никогда не узнает. Истину, ставшую достоянием узкого круга избранных, и быстро потонувшую в этом самом кругу.

Шеф был непреклонен:

– Никакой утечки! С Андреем Владиленовичем я лично переговорил, он откажется от публикации… Мы не можем допустить, чтобы результаты расследования стали достоянием гласности. Хватит почем зря будоражить общественность. Информация подорвет устои власти не только в регионе, но и в стране! Ведь по беспределу в Южноморске народ станет судить о происходящем во всей России…

«И возможно, окажется прав,» – хотел было ответить Леднев, но сдержался. При том, что он давно уже вовлечен в политические игрища российских элит, ему до сих пор претило лгать и изворачиваться, говорить и не договаривать. Оставаясь при своей точке зрения, что люди имеют полное право на получение объективной информации, нисколько не сомневался, что дневник Алены Соболевой еще требует самой тщательной проверки, не являясь истиной в последней инстанции. Но каким бы ни был результат расследования, ее смерть будет напрасной, послужив не более чем козырем в размене карт власть имущих. И все останется по-прежнему.

Сухой треск одиночных выстрелов вернул его к действительности. Там, на главной аллее, среди могил выдающихся деятелей края, со всеми почестями, положенными офицеру и герою, хоронят Бориса Штурмина. Там – салют, ордена на атласной подушке и безутешная вдова, рыдающая над гробом. Там – трепетные речи и искренние признания, там – все сливки южноморского бомонда, телеграммы из федерального центра, пылкие соболезнования и лицемерная скорбь. А здесь – суровая реальность. История одного одиночества.

Ведь у последней черты их собралось всего четверо.

Главред «Губернского колокола» Ринат Салехов, застывший у края могилы и молча следивший за слаженными действиями похоронной бригады, взявший на себя организацию и финансирование похорон. Если отбросить случившийся секс на одну ночь, что между ними было? На сколько отношения складывались искренними и открытыми?

IT-шник и один из авторов «Колокола» Вадим Крюков, по утверждению Алены, единственный преданный друг, готовый ради нее и в огонь, и в воду. Остекленевший взгляд и позеленевшее лицо, не выражавшее эмоций. Первые комья земли упали не только на крышку гроба, но и на часть его открытой пока души.

Затейница и просто красивая женщина Света Малышева, когда-то увидевшая в Алене конкурентку на личном фронте, а затем ставшая не боевой подругой, но коллегой, с которой складывались ровные рабочие отношения. В ее руке как последний поклон зажаты две огненные гвоздики.

И он сам, Василий Петрович Леднев, явившийся на похороны больше по долгу службы, нежели по каким-то иным мотивам.

Вот и все. Ни близких, ни родных. Еще письмо из Питера, от того самого Андрея Владиленовича, призревшего долг журналиста и пошедшего на сделку с властью. Письмо, больше похожее на характеристику с места работы, нежели на соболезнование.

А ведь девочка могла бы жить…