За тихой светской беседой Алена не слишком следила за сменяющимися на сцене лицами, аплодировала вместе со всеми, поднимала бокалы, поддерживая тостующих.
Худрук с очаровательной супругой показались ей удивительными собеседниками, живыми и эрудированными, рядом с которыми совсем не чувствовалась разница в возрасте.
Женщина-врач постоянно шутила, вызывая улыбки, а ректор все больше молчал, пережевывая пухлую нижнюю губу и тряся дряблыми щеками. Молодая сногсшибательная журналистка была единственной, кто привлекал его внимание.
Знакомый голос больно задел нервные струны у нее внутри. Еще не определив, что к чему, Алена подняла глаза вверх и обмерла. Внизу живота все похолодело: на сцене с микрофоном в руках стоял Роберт Генрихович Моисеев. Видный бизнесмен и меценат. Он что-то говорил, толстый слой грима не очень удачно скрывал след от недавнего удара по лицу, и, не моргая, смотрел на нее. Смотрел, как на дичь, на добычу, на свою собственность. Взгляд не сулил ничего хорошего, красноречивей слов показывал, что между ними еще не все сказано. Моисеев жаждал реванша!
Их разделяли жалкие несколько метров, и Алена физически ощущала его близость, его недавние липкие и назойливые прикосновения.
Но испуг жертвы оказался слабее профессионального любопытства: как мог человек, хладнокровно обворовавший казну, присутствовать сегодня здесь? Как он может поздравлять присутствующих и желать еще больших свершений в новом году? Как может бизнесмен, объявивший себя банкротом, представляться меценатом?
Разрядил обстановку зычный бас:
– С Новым годом! С Новым годом!
От двери к сцене шел Дед Мороз с густой длинной бородой, в красной шубе до пят, из-под которой выглядывали круглые мысы белых валенок, в шапке, отороченной мехом, рукавицах и серебреным посохом в руках. Его нос и щеки абсолютно натурально алели от мороза, несмотря на то, что на улице был "плюс".
Зал утонул в аплодисментах.
Следом за Дедом в дверях появился высокий атлетически сложенный мужчина в темно-синем костюме в тонкую голубую полоску: волевое лицо с широкими скулами, крупный немного заостренный к концу нос и глубоко посаженные внимательные глаза. Его вороные, коротко постриженные вьющиеся волосы были аккуратно уложены и подернуты легким налетом благородной седины. В четких движениях – взмахе рук, повороте головы, походке – безошибочно угадывались уверенность и сила.
Он вошел в зал хозяином, бросил взор на присутствующих, привычно оценивая ситуацию, и, незаметно скользнув вдоль стены.
– Это наш Борис Андреевич, – тихо пояснила Анастасия Кирилловна, супруга худрука, – Советник губернатора по каким-то важным вопросам…
Последний комментарий вызвал у Соболевой улыбку. Значит, вот ты какой, советник по особым поручениям и важным вопросам при местном генерал-губернаторе.
Дальше все пошло своим чередом. Музыкальные выступления местных и приглашенных звезд чередовались с поздравительными речами чиновников и предпринимателей. Конферансье – диктор южноморского телевидения – удивительным образом микшировал происходящее, постоянно поддерживая гостей в тонусе.
Понимая, что на людях Моисеев едва ли отважится ей угрожать, Алена старалась постоянно держаться в обществе. Исподволь отслеживая его передвижения и выведывая у посвященных ответы на интересующие вопросы, ожидала удобного момента, чтобы заговорить со Штурминым.
Но советник, окруженный плотным кольцом коллег и представителей бизнеса, все больше слушал, тогда как остальные говорили. Не пригубив содержимого бокалов, не отведав ничего из закусок, Штурмин внимал заинтересованным лицам, привлекая к себе внимание и пользуясь спросом куда большим, чем любой другой из присутствующих.
Даже губернатор не создавал вокруг себя подобного ажиотажа, мирно беседуя за своим столиком с кем-то из администрации.
Теперь Соболева могла воочию убедиться в чрезвычайной занятости советника.
За все время он так и не подошел.
Вечер заканчивался. Несмотря на приобретенный багаж знаний и полезных знакомств, было обидно, что не достигла конечной цели. На предложение ректора доставить ее до дома в «лучшем виде» – явный намек на постельное продолжение банкета – ответила отказом.
На сцене продолжал натужно голосить под фонограмму и нелепо корчится, изображая шоу-балет, коллектив длинноногих смазливых девиц, про которых в народе обычно говорят: ни слуха, ни голоса – сплошной талант. Гости расходились, и не было никакого смысла задерживаться дольше.
– Уже уходите?
От неожиданного вопроса, а скорее от тембра мужского голоса Алена почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Даже на шпильках она не дотягивала до роста советника, и он смотрел на нее сверху вниз. Его карие с искрой глаза походили не на бездонный колодец, а на океан, от погружения в глубины которого кружилась голова, по телу растекалась сладострастная нега, а кожа испытывала миллионы разрядов электрического тока. Волна возбуждения зарождалась где-то далеко внутри и по мере роста накрывала ее с головой, сдавливая грудь и перехватывая горло.
Штурмин вновь извинился, что бросил Алену практически на произвол судьбы.