— За волосы драл, не получается, — задумчиво сказал Гаор, зажав сигарету в углу рта и выплетая
— Срамота, — поддержала Гаора Большуха, зашивавшая штаны Сизарю, — девка уже, считай, вот-вот в сок войдёт, а ни хрена не умеет, — и с гордостью посмотрела на старательно выписывающую буквы Малушу.
— Рыжий, а это чо ты плетёшь? — спросил следивший за его работой Сивко.
— Я, когда у Сторрама был, наплёл всякого, — спокойно и чуть небрежно стал рассказывать Гаор, — ну, колец всяких, и простых, и височных,
В кухне наступила такая тишина, что Лутошка, Малуша и Трёпка бросили свою работу и удивлённо смотрели на застывшие лица взрослых. А Гаор, словно не замечая этого, продолжал.
— Ну, плёл по памяти, что видел когда-то, а потом матери мне объяснили, что для чего и какой смысл имеет. А это, — он выложил на стол законченную работу, — это, мне сказали,
— И дел куда? — сурово спросила Нянька.
— Подарил, — ответил, твёрдо глядя ей в глаза, Гаор, — брату названному, друзьям, кому успел. Продали меня.
Нянька кивнула.
— А височные кольца какие плёл?
— С лопастями. На три, пять и семь лопастей.
— И кому какие знашь?
— Знаю. Три лопасти у полешан, у дреговичей пять, а у криушан семь.
— Правильно, — кивнула Нянька, а за ней и остальные женщины. — И все дарил?
— Все, — твёрдо ответил Гаор.
— Ну и ладноть, — улыбнулась Нянька, и все сразу задвигались и зашумели.
— Говорите кому какие, — рассмеялся Гаор. — К новогодью сделаю.
—
— Знаю, — кивнул Гаор, — объяснили мне.
— Рыжий, а меня научишь? — оторвалась от тетради Малуша.
— Научу, — кивнул Гаор.
— Что не продавал ты их, это правильно, — сказала Большуха, — купленное
— Лутошке
— Да ни хрена! — возмутился в голос Лутошка. — Курить — малый, любиться с кем — малый, и для
В кухне грохнул дружный хохот.
— На «кобыле» кататься тоже большой, — еле выговорил сквозь смех Тумак.
— А чо? — поддержали его остальные. — Апосля картинок так самое оно.
Тут посыпались такие шутки, что Нянька пообещала укоротить языки болтунам, что без ума пасти разевают.
И уже после всего, вернувшись в свою повалушу, Гаор, вспоминая услышанное, смеялся и крутил головой. Надо же как
Восторг и упоение самим процессом чтения у Гаора уже прошли, и он читал быстро, сразу выхватывая знакомые и даже близкие теперь названия. Местные сплетни его мало интересовали: управляющие посёлков и сержанты блокпостов были слишком мелкой сошкой даже для местной газеты, а других, рангом выше, он не знал. Хотя… что начальника местной дорожной полиции застукали в обществе сразу двух дорогих проституток — это уже интересно. На проституток нужны наличные, и немалые, взять их начальник полиции может только с подчинённых, а, значит, патрульных вздрючат, чтоб те шустрили и штрафовали если не всех подряд, то хоть двух из трёх. Его самого это коснётся более частыми остановками и обысками. С него-то самого взять патрулю нечего, а вот штрафануть из-за него хозяина могут, а хозяйский штраф — это лишняя поездка на «кобыле», так что держи ухо востро, водила, бди, сержант.
Очень довольный собой: какой он умный и с ходу просчитал, что из чего получается, — Гаор отложил просмотренную газету и взял следующую. Оказалась за десятый день, итоговая, а потому толстая, с большой вкладкой «вестей из столицы». Здесь тоже названия ему известны лучше фамилий, но… но… Армонтин?! Аггел, он же помнит, Кервин из Армонтинов, о нём?! Что?!
Гаор, рывком отбросив одеяло, сел, а потом встал прямо под лампочкой, будто ему не хватало света.