Когда девичья фигурка, скрылась за изгибом улицы, он запер дом, захватил удочки (с понтом на рыбалку) и устремился следом. Зачем, он и сам не мог себе толком объяснить. Хоть посмотреть на неё, а там, чем черт не шутит. Она, судя по худой одежке из небогатой семьи. Посулить мало́й золотые горы. Да такой и не жалко — стольник бы отдал за сеанс — все равно их проклятых девать некуда. Имелись у него заветные печеньки с коноплей, от них малолетки сомлевали и становились податливыми.
Воздух, пах прелью и острым настоем хвои. Похотливо пах. Белесое, выцветшее от жары небо не отражалось в воде. Где-то куковала заполошная кукушка.
Художник высунулся из-за ствола ели, оглядел пространство. Бесконечная гладь озера с ивняком на берегу и она, Каштанчик. Бросила на траву сумку и стеснительно оглядывается, есть кто вокруг?
«Я старый бродяга, битый-перебитый жизнью, дурею от этой рыжей ссыкушки… чудны дела твои, господи!»
Убедившись, что вокруг никого нет, девчонка крест на крест взялась за подол сарафанчика, намереваясь стянуть его через голову. Рот у Художника наполнился горячей слюной.
И тут он почувствовал укол ниже правой лопатки, будто комарик укусил. Выгнулся, сунул за спину руку — почесать и вдруг тело налилось обморочным холодом, сделал шаг вперед и упал, свет померк в глазах.
— Первый раз применил. — с непонятной гордостью сообщил я Еве, вытаскивая из спины лежащего ничком Миши-художника керамическую иголку. Щелчком отправил её в лесную чащу.
Фея была все в том же девчачьем образе, не удосужившись сменить скин.
— По статистике, — сказала она, — такой типаж нравится девяносто девяти процентам педофилов.
— Хм… — я окинул её взглядом, — по странной случайности, мне тоже нравится, — и тут же поправился. — ну, чисто эстетически — очень красивая девочка.
— Ладно, не оправдывайся, педофил латентный, — усмехнулась Ева.
— А чего подол-то задирала? — парировал я. — Стриптиз ему показать хотела? Эксгибиционистка латентная.
— Почему ему? Тебе… — спокойно ответила фея и я вспомнил, что платье она все-таки стянула, а я не смог удержаться и зыркнул, и эта змеища всё зафиксировала.
— Приревновал? Ладно, не парься, — сказала она и вернула себе взрослый облик. — Эй, Кир, когда этот черт очнется?
— С минуты на минуту, — мяукнул присутствующий здесь кот. — Пора применить меру воздействия.
— Пора, так пора, — я извлек безыгольный инъектор, приставил к шее урки и вдавил пуск.
Щелкнуло. Он застонал.
— Связь с периферией установлена, шеф, — сообщил Кир.
— Значит тебе, чтоб узнать все о человеке, достаточно его лишь коснуться?
— Просто коснуться недостаточно, — отвечала феечка, — чтоб законектиться требуется некоторое время. Гадание по руке в образе цыганки идеально подходит. Кстати, и тебе могу погадать, чтоб принять максимально комфортный образ.
Я показал ей фигу.
— И так сойдешь, — согласен, это было немного некультурно.
Она фыркнула недовольно, собираясь сказать какую-то колкость, но тут Миша снова застонал, открыл глаза и сел, изумленно таращась на меня. Я понял, что стоящая рядом со мной Ева ему невидима.
— Плюс сто к эмпатии, — превентивно скомандовал я и взгляд у старого урки стал каким-то собачьим.
— Ты что за хрен с бугра? — спросил он застенчиво.
— Зови меня просто: хозяин.
— Чо-о?
— Ещё плюс пятьдесят, — добавил я подчиненности, уловив нотки возмущения в его голосе. — Да шучу я, Мишаня! Я твой лепший кореш, Гриня Залетный. Вместе чалились на зоне в Лабытнанги. Ну, вспомнил? — спросил я с нажимом.
— Вспомнил, — согласился Миша и как-то сник. Видно было, что ни хрена он не вспомнил, да и вспомнить не мог, но отчего-то ему очень хотелось мне верить. Прямо сил не было, как хотелось.
— И чего ты хотел…
— Гриня, — подсказал я.
— Чего хотел, Гриня? — он сделал попытку встать, ноги еще плохо слушались, и я помог ему подняться, поддержав за локоть. Тут он вспомнил и бросил тревожный взгляд на озеро.
— Забудь про неё! — посоветовал я. — Ты шел на рыбалку.
— На рыбалку… — повторил он, как зомби.
— Видать сердце прихватило, и ты упал.
— Прихватило…
— Пойдем домой, отдохнуть тебе надо.
— Надо…
Светлые тюлевые занавески делали помещение уютным и обжитым. Художник всегда любил порядок.
Ни о чем не спрашивая, он споро накрывал на стол — угодить дорогому гостю. Салат из помидоров с огурцами, картошечку молодую, горячую, посыпанную чесноком и укропом, жирную селедку, порезанную крупными кусками, вареные яйца, залитые сметаной, нежная грудинка с прожилками сала, коричневого цвета курицу.
— Это что, Мишаня? — поинтересовался я.
— Копченая курица. В буфете на станции ее делают. Ты пить будешь?
— Пиво есть?
— Имеется.
— Давай его.
Художник спустился в подпол и притащил четыре бутылки чешского «Праздроя».
Чокнулись пивом, начали закусывать. Миша ел спокойно, будто и вправду старый друг к нему пришел, а не какой-то непонятный кент, которого он видел первый раз в жизни. Пил пиво, ел курицу и ждал. Соблюдал этикет для солидных людей. Начнет гость деловой разговор — он его поддержит.