Корректор

– Я не знаю. Для меня он всегда был синьором Филиппо. Давним знакомым папеньки. Он приезжал к нам весной, и должен был остаться, чтобы давать мне уроки философии. Но в первый же день у них с отцом Антонио вспыхнул жаркий спор при мне и папеньке. Кстати, среди прочего, по поводу иных миров и измышлений Коперника. А когда папенька поддержал отца Антонио и выступил против Коперника, Филиппо страшно разгневался и заявил, что покидает нас и едет в Венецию преподавать мнемонику синьору Мончениго, который давно его приглашал к себе. Он заявил, что синьор Мончениго остался единственным приличным человеком в кругу его знакомых. И на другой день убыл в Венецию.

Она резко обернула голову вправо.

– Да, матушка Агнесса! Я здесь. Сейчас. Сейчас же иду… Мне пора, – вздохнула она, повернувшись, и виновато пожала плечиками.

– Откуда родом синьор Филиппо? Напомни…

– Из Ноллы, – сказала она, убегая.

«Нолла, Нолла» – повторял Алекс про себя, включая ноутбук.

Пальцы его дрожали, раскладка клавиатуры не хотела переключаться, а дыхание было, как после стометровки.

Когда раскрылась страница энциклопедии, глаза буквально впились в текст, а сердце молотило в такт каждому прочитанному слову.

Джордано Бруно, урожденный Филиппо Бруно, имел прозвище Ноланец по месту рождения – Нолла близ Неаполя. Умер 17 февраля 1600 года в Риме. Монах-доминиканец, философ-пантеист, автор многочисленных сочинений. Из-за своих трудов и высказываний навлек на себя подозрение в ереси, был вынужден покинуть орден доминиканцев и скитаться по Европе, занимаясь преподаванием различных дисциплин.

Взор Алекса помутился, а дыхание участилось так, что он вскочил. Бесцельно покрутившись, подбежал к ванне, наклонился, открыл кран и подставил затылок под холодную струю.

Вскоре отпустило, и он был в состоянии соображать.

Вне всякого сомнения, синьор Филиппо – это Джордано Бруно. За восемь лет до казни. – Думал он, вытираясь махровым полотенцем. Когда голову пронзила острая боль, Алекс понял, что долго простоял под холодной водой. Зато дышалось легко, и разум был ясен.

И тут же захотелось чая. Горячего свежего чая и чего-нибудь сладкого. Включив чайник, Алекс стал мыть заварник от плесени.

Боль вернулась, едва он задался вопросом: что всё-таки происходит у ванного зеркала? После чего Алекс решил просто принять как данность, что там протекает реальный 1592 год, без выяснения причин, как такое возможно. Во всяком случае, пока.

Честно сказать, стало легче. И от принятого решения, и от выпитого чая, и от застарелого обломка шоколадки «Аленка».

Вернувшись к ноутбуку, он спокойно продолжил чтение.

Через пару минут сердце забилось чаще, когда в тексте встретился Джованни Мончениго, венецианский аристократ, которого Бруно взялся обучать искусству памяти, или мнемонике.

23 мая 1592 года Мончениго направил свой первый донос на Бруно в венецианскую инквизицию. 25 и 26 мая были направлены новые доносы, после чего Бруно был арестован и посажен в тюрьму. А 27 февраля 1593 года, по настоятельному требованию святейшего престола, Бруно был передан римской инквизиции, в чьих тюрьмах он провел 7 лет, закончившихся казнью. Это был последний костер, фактически завершивший эпоху инквизиции.

Откинувшись на стуле, Алекс сцепил ладони на затылке и закрыл глаза.

Сегодня 18 мая. До доноса осталось пять дней… К чему всё это?

Бесцельно, и, как ему казалось бездумно, слоняясь по комнате, он ощущал нарастающую внутреннюю борьбу. Ещё не до конца поверив в реальность пересечения времен, Алекс стал наполняться великой целью, всё больше и больше ощущая потребность спасти Джордано Бруно от ареста и казни. И даже некую безотчетную ответственность за огрехи истории.

Само собой, эта цель ни шла ни в какое сравнение с его любовью. Ради Джулии он бы отказался не только от Бруно, но и от всей истории, и даже науки. С радостью ступил бы на плоскую Землю, или на шар, вокруг которого Солнце прокатывается по заоблачной тверди, небесные столпы подпирают хляби, льющие дождь, а огненная колесница пророка Илии испускает молнии и гром. Алекс с величайшей радостью принял бы всё, лишь бы в том мире и на той Земле встретить реальную Джулию.

Но вместе с тем, желание спасти Бруно от казни крепло, обретая плоть и кровь.