Корректор

Длинное платье. Чуть виноватая улыбка с тенью грусти, и бледное, слегка похудевшее личико.

– Ну наконец… Я совершенно извёлся. Как долго тянулись эти три дня.

– Три вечности, – вздохнула она. – Именно столько мне пришлось пережить.

– Джулия!

– Александр!

Выкрикнув одновременно, они улыбнулись и замолчали.

Алекс вопросительно вскинул глазами.

– Нет, Александр, ты. Ты что-то хотел спросить. Я вижу, что-то терзает тебя.

– Терзает, милая, – вздохнул Алекс. – Ты не подумай… Но это важно. Перед разлукой ты упомянула тяготение и говорила про яблоко (лицо Джулии сжималось в недоумении). Падающее яблоко. Вспомни, что навело тебя на разговор о тяготении и яблоке?

Пока он говорил, в ее лице что-то менялось столь сильно, что Алекс впервые видел такую Джулию. Глаза сужались в ярости, в углах губ и на лбу появились морщинки. Черты лица заострились. Побледнев вначале, лицо наливалось багряной злобой, стекающей сверху вниз.

Алекс замер, чуя нечто новое. Возможно, он нащупал важнейшую точку, ведущую к развязке. И его измученной душе в этот миг было всё равно, какая будет развязка, лишь бы была.

– Яблоко? – по-змеиному прошипела Джулия, выдвигая вперед лицо. – Так значит, яблоко? Да как ты… Да ты… Негодник! Прокисший виноград! Поганый висельник!

Она замолкла, дыша тяжело вздымающейся грудью, набирая сил для новой атаки на остолбеневшего Алекса.

– Яблоко?! – она срывалась на крик, гневно играли крылья носа. – Я замарала честь достойного человека. Нанесла обиду славному роду Каррарези. Учинила скандал. Рассорилась с мачехой. Обидела непослушанием папеньку, самого родного мне человека, достойного только любви. И всё из-за тебя. А ты?.. Ты спросил про какое-то чёртово яблоко. Да провались ты со своим яблоком в преисподнюю, – голос временами срывался, а глаза были на грани слёз.

Алекс лицезрел итальянку. Экспрессивную итальянку в высшей степени гнева. И сейчас, даже в гневе, она казалась ему прекраснее, чем прежде.

Медленно придвигаясь к зеркалу, он даже не заметил, как ее лицо оказалось напротив, а его собственное отражение сместилось вбок, будто зеркало имело излом. Видимо это странное колдовское зеркало давало им возможность, столь необходимую всем влюбленным.

Больше всего на свете ему хотелось обхватить Джулию за талию и притянуть к себе. Представляя её рывки, удары кулачков по плечам, шее и лицу, он мысленно отвечал поцелуем на каждый удар. Ох, с какой страстью, до хруста позвонков он прижал бы ее, пока они не слились бы в горячем поцелуе.

Когда Алекс подошел совсем близко, она замолкла.

– Зачем ты сделал это со мной? – дрожал ее охрипший плачущий голос. – Зачем ты убил меня, Александр? После всего, что я натворила в эти дни, мне остается лишь броситься из окна этой залы… Что я нынче же сделаю. – Последние слова звучали с уверенной решимостью.

– Нет, Джулия. Нет. Я люблю тебя так, что скорее убью себя…

Сбегав на кухню, Алекс появился с большим хлебным ножом.

– Я покончу с собой, если ты вздумаешь… – он приставил остриё к груди. – Поклянись, что не прыгнешь, Джулия. Всего одно слово. Ну же…

Конечно, Алекс не сошел с ума, чтобы свершить харакири, но решил, что для времени, в котором живет Джулия, это самый убедительный аргумент.

– Убери, – испуганно зашептала она. – Убери клинок, Александр. Ради всех святых, убери.

– Ты не станешь прыгать в окно? – Алекс сделал едва заметное движение ножом.

– Не стану, Александр. Клянусь.

Изможденный Алекс отложил нож на столешницу стиралки.

– Эх, Александр… Этим яблоком ты едва не убил нас обоих. Почему?

– Потому что я идиот. И негодяй. И висельник. И всё остальное.

– Прости мое сквернословие. Мне ещё воздастся за этот грех. И всё же, ты начал с яблока. (Алекс скривился от боли) Если это важно, если имеет для тебя такое значение, то я очень хочу понять. Объясни.

– Далось тебе это яблоко… – Алексу не хотелось говорить об этом, и некоторое время он молчал. – Понимаешь, Джулия. Падающее яблоко в нашем мире являет некий знак. Символ важнейшего научного открытия.

Джулия напряженно слушала, и в лице ее читалось удивление странным миром Алекса, где яблоко имеет такое значение.

– Но, если бы только яблоко, – продолжил Алекс. – Ты еще упомянула тяготение. Почему? Что ты имела ввиду?

– Закон, – тихо ответила Джулия. – Научный закон всемирного тяготения.

Алекс подскочил, как ужаленный.

– Кто?! Кто его открыл?

– Синьор Аристотель. Великий ученый дохристианской эры. Согласно его учению, все тела притягиваются к центру мироздания. Но также очевидно, что тела притягиваются к Земле. Следовательно, Земля и есть центр мироздания. Это подтверждает библейские писания и не оставляет места измышлениям Коперника.

Едва Джулия начала говорить, как Алекс скривился, приложил ладонь ко лбу и медленно сел на край ванны.

Блин, блин! Конечно! Я ведь когда-то знал. Физика Аристотеля. Она господствовала до Коперника и Ньютона.

Всё становилось на свои места, принеся Алексу облегчение. Краткое облегчение, тут же сменившееся тягучей тревогой. Потому что возвращало его в исходную, а точнее, безысходную точку.