Корреспонденции из Сибири

Амурские казаки обязаны содержать почтовую гоньбу. Для второго конного полка, расположенного ниже Благовещенска, обязательство это еще не так затруднительно. Но каково оно для первого, расположенного между Благовещенском и Покровском? В мелководье пароходы рано перестают ходить по этому промежутку, между тем часто случается, что сплавщики и разные офицеры, командированные на Амур, возвращаясь назад, не попадают даже на последний пароход, и тогда отправляются от Благовещенска на вьюках, или дожидаются зимнего пути, одним словом, всякое движение с октября, иногда сентября, до весны, иногда же и до половины июня, как в нынешнем году, лежит всею своею тяжестью на Амурских казаках; говорят, бывали случаи, что в некоторых станицах по неделям ждали очереди отправиться. Но этого мало: за эти разъезды еще платятся прогоны (по 3 к. за версту и лошадь); но с наступлением зимы начинаются разъезды своих местных казачьих начальств, фельдшеров и т. п. — все они ездят по своим сотням, полкам без прогонов. Спрашивается, каковы должны быть лошади после такой постоянной гоньбы, или же сколько должен содержать их амурский казак, и мудрено ли, что они падали в первые года, когда станки были по 50 да по 70-ти верст (теперь они[36] разбиты на станки в 25, 30 верст, за исключением одного, может быть, двух), когда пароходов было меньше, чем теперь, а проезжающих почти столько же, как и теперь, да еще скакали «35 тысяч курьеров»? Не знаю только, бывала ли амурская почта такая же тяжелая, как теперь, а теперь она приходит иногда в Читу весом в 80, 90 пуд, случается и более. И всё это, — почта, проезжающие, курьеры, местные должностные лица, — возится зимою, по Амуру по сквернейшей дороге, а весною и осенью на лодках, да на вьюках. Хотя в настоящее время почтовая гоньба сделалась несколько легче прежнего, но всё-таки, несмотря на высокие прогоны, составляет большую тяжесть для казаков. Правда, есть одна деревня, Воскресенская, из добровольных переселенцев, где жители, говорят, сами добровольно возят за прогоны; но, во-первых, у них станок небольшой, верст 20; во-вторых, возят они, когда вздумается, но уж, конечно, не взялись бы возить всех проезжающих, почту и всех курьеров во всякое время года, а главное, всех должностных, которые ездят без прогонов.

В Кузнецовой, несмотря на все старания, не удалось достать молока. Что за причина? — «Скот весь перепадал — вот у меня с братом (это был один из самых богатых хозяев в станице) пало до тридцати голов рогатого скота, да 17 лошадей, весной, в прошлом году: так вот весь и падал» — Это у одного хозяина сорок семь голов пало? — «Да, с братом, значит; у нас-таки было скотинки мало-мало, — теперь малость самая осталась, — вон видишь, волов штук шесть, не боле, да кони ходят, тоже малость осталось». — Худо без скота, а достать, поди, негде? — «У меня брат пошел в Забайкалье за скотом, да вот что-то по сию пору нет». Казаки, переселенные из 2-й конной бригады, занимались на родине скотоводством в огромных размерах, и так как там остались «у кого брат, у кого отец даже, — у всех сродственники есть», то они поддерживают сношения с родиной и в случае надобности посылают туда за скотом и т. п. Мы встречали несколько таких паромов, например, даже из станицы Иннокентьевской (около 250 верст за Благовещенск). Почти ежегодно ходит кто-нибудь из станицы на родину, «лопоть» (одежду) привозит, «а то здесь где ее достанешь?» Это правда — достать негде, зато заботливые купцы позаботились уже о том, чтобы снабдить ту же Кузнецову ромом, мадерой и разною дрянью, вроде безделушек из России. Нужно было деньги разменять, я и попал к одному купцу, который открыл мне целый ящик, уставленный ромом и мадерой (американскими, т. е. привозными через Николаевск; зовется американским, хотя бы было чистейшего гамбургского изделия, так же, как и гамбургские купцы зовутся, гуртом, американцами). Впрочем, оказалось несколько ситцевых рубашек, очень недурного ситцу, сшитых недурно (по 1 р. 40 к.) и бумажные платки (американские — по 40 к.), но больше всего ненужных безделушек.

А вот в станице Карсаковой хлеба нельзя было достать — молока, простокваши вдоволь, а хлеба нет. — Отчего у вас хлеба нет? — «И, батюшка, да у нас его совсем нет». — Что так? — «Да вот два года неурожаи были, так как есть ничего не собрали» — Будто? чем же жили? — «Да уж найдут, как есть нечего, у маньчжуров брали ячмень да буду, да и пекут, так что-то, — вот, пожалуй, найдете, да есть не станете». Сплавщики сказывали, что действительно давали им какой-то хлеб из ячменя с будой, да «сплюнул, есть не стал». Пришла баба огурцы продавать. Медных денег не было. «Да у вас променять чего не найдется ли, сухарей нельзя ли, нам бы оно лучше денег». Да и вправду видно, хлеб в редкость. «А вот зато ноне такие хлеба, что и-и, благодать, только вот полегли уже, такие большущие, дал бы Бог сухой погоды!»