Корреспонденции из Сибири

Кстати ли, не кстати ли, но делаю небольшое отступление о вновь переселенных казаках, по возможности короткое.

Вновь переселенные, сынки, кадеты, гольтепаки, бузуй, эти слова часто приходилось нам слышать на Амуре. Постараюсь слегка ознакомить вас с теми людьми, которых называют этими именами, слегка, конечно, потому что для того, чтобы писать об них подробнее, надо было сделать с ними более подробное знакомство, чем то, которое я мог сделать, плывя с ними на пароходе.

Во всяком гарнизонном батальоне накоплялось много «сволочи», другого названия им не было, в Сибири же рабочих рук мало, а потому граф Муравьев и предложил прислать в Восточную Сибирь всю эту «сволочь», конечно, думая при этом, что когда они попадут в новую страну, где неволей иль волей придется работать, заниматься обработкой земли, то из них выйдут порядочные люди. Для этого и было решено поселить их между казаками, «сынками» к различным хозяевам. Полжизни своей, после отдачи в солдаты, прожили эти люди, не имея в руках никакой собственности, кроме казенной, не работая ничем, кроме ружья для приемов. Попадались они в чем-нибудь, их секли; если это усиленное сеченье вело к тому, что человек еще более озлоблялся и делал, наконец, что-нибудь похуже обыкновенного проступка, тогда, наконец, решались отдать его под суд, прогоняли сквозь строй и затем махали уже на него рукой. Потом повели таких людей в партии через всю Сибирь, а это, как известно, самое лучшее средство испортить даже неиспорченного человека. Веселая компания, близость с личностями, проповедующими, что солдату у мужика украсть не только можно, но даже чуть ли не должно, сближение с ними, как и всегда бывает в дороге, воровство по пути, пяти-шеститысячный путь с возбуждаемым им озлоблением, когда он неудобно проходится — всё это замечательная школа (о которой, впрочем, уже довольно было писано по поводу арестантов). Ну, и вышли люди разные, но главные отличительные признаки большинства — это склонность к пьянству, отчасти к воровству, и страшное озлобление против всякого начальства, всё равно: винного или безвинного; «какое начальство во всякую минуту не виновато перед нами по закону?» Вот фраза, которую мне приходилось слышать не раз.

Казаки, по многим причинам не любящие новых пришельцев, встретили их недружелюбно. Да и как было им смотреть на человека, вошедшего рабочим в семью по приказанию начальства, да еще и неумелого, совершенно отвычного от сельских работ. А на женатых еще пришлось обществу даром строить избы. Уж Бог, впрочем, знает, как были во многих батальонах построены эти избы, как снабжены хозяйством. В результате вышло то, что казаки сразу не полюбили сынков, а сынки и их не полюбили, отчасти потому, что вообще «расейские» свысока смотрят на сибиряка, отчасти потому, что не за что было полюбить при неприязненной встрече.

Так как хлебопашество вообще им не давалось, по собственному неумению, по невозможности одному человеку взяться за хозяйство, так как другим не жилось в семьях и пр., и пр., то они стали ходить на работы на прииски, в Сретенскую гавань, на сплав и т. п., т. е. на такие работы, где всё как будто нарочно подстроилось для того, чтобы человеку еще более испортиться.