Смеюсь, возвращая руку обратно — туда, где ей самое место. Лёгкое касание к горячей плоти, которая пульсирует под пальцами, растекаясь жидким огнём. Чуть надавливаю, провожу пальцем — для начала одним — по кругу, вычерчивая спиралевидные узоры, а Ева стонет с каждым движением всё сильнее, и этот звук способен свести с ума. Всё ближе к жаркому входу, но не тороплюсь, пока тело Евы само не попросит. Знаю, чувствую, что хочет меня, когда так дрожит и за плечи цепляется, всхлипывая от каждого моего движения. Её губы лихорадочно ищут мои, и я даю её то, что требует, потому что в этот момент из меня можно верёвки вить и подписывать на любое преступление, лишь бы быть рядом с золотой девочкой не мешали.
На задворках сознания бьётся мысль, что заниматься здесь всем этим — небезопасно, когда в любой момент лифт может тронуться, а двери открыться, выставляя нас на обозрение любому невольному свидетелю, но этот риск заводит сильнее, раскачивает внутренние качели до запредельного уровня. Чёрт с ним, со всем миром, шагу отсюда не сделаю, пока она не кончит, а кто помешать вздумает, хребет вырву.
Слегка надавливаю на клитор, а Ева выгибается в пояснице, подавшись навстречу моим пальцам. Да, вот так, именно этого и хотел, целуя в лифте, только на это и рассчитывал. Чтобы на каждое движение отзывалась, а тело магмой в руках растекалось. Проникаю чуть глубже, исследуя влажную горячую плоть, что сокращается в преддверии оргазма. А у самого колени дрожат, и я опираюсь второй рукой на стену рядом с головой Евы, запирая её, словно в клетке. Когда мой палец входит полностью, аккуратно и медленно, Ева вскрикивает и впивается губами в мою шею. Ускоряю темп, понимая, что именно это и нужно ей сейчас, чтобы освободиться и взлететь. Крик сменяется гортанным хрипом, когда губами её рот накрываю, чтобы моей себя почувствовала. Я эгоистичная сволочь, но сегодня она кричит только для меня, и именно так и будет впредь.
Ева извивается, пытаясь то ли отстраниться, то ли вынуждая проникать ещё глубже, а я двигаюсь всё быстрее, стремясь довести до той точки, где рассыплется миллионами частиц.
Когда волна оргазма сходит на нет, а приглушённые крики превращаются в жалобные стоны, опираюсь лбом на стену, тяжело дышать. Член болезненно пульсирует, и это запертое в узких рамках желание отравляет кровь, но нет — сначала всё только для неё. И если Ева думает, что на этом намерен остановиться, сильно ошибается.
— Ого, — выдыхает, закрывая раскрасневшееся лицо ладонями. — Не смотри на меня! Сейчас я серьёзно! Не смотри!
Смех душит меня, когда понимаю, что она снова стесняется. Меня, себя, того, что произошло только что — не суть, но щёки горят, точно свеклой намазанные.
— Нашла дурака, — говорю ей на ухо и целую нежную кожу чуть ниже. — Ты божественна, потому даже не проси. Как ты?
Раздвигает пальцы и обжигает меня полыхающей зеленью сквозь щёлочки.
— Ещё спрашивает… Я умерла, кажется.
— Мёртвые так себя не ведут, — усмехаюсь, вытаскивая руку и застёгивая штаны, потом ветровку, а в воздухе разлился устойчивый аромат возбуждения.
— Это были предсмертные конвульсии, — бурчит, а я обнимаю её и прижимаю к себе. — Я серьёзно, а он смеётся, подлец.
— Этот подлец вообще весёлый парень, любит посмеяться.
Ева фыркает, а я нажимаю кнопку, и лифт, дрогнув для порядка, продолжает своё прерванное движение. Всё вокруг кажется каким-то зыбким, нереальным, когда мысли медленным ручьём текут в голове. Мир видится точно сквозь радужную плёнку, а внутри всё сжимается от предвкушения.
Когда дверь квартиры за нами закрывается, делаю глубокий вдох, чтобы не наброситься на Еву снова, потому что обжиманцы в лифте — одно, а труселя скидывать в пороге — другое дело. Помогаю Еве снять куртку, пристраиваю на вешалке у входа и раздеваюсь сам. Из-за напряжения внизу живота ходить больно, и в голове мелькает мысль, что пойти сейчас в ванную и залезть под холодный душ — самый лучший выход.
— Уютно, — произносит Ева, оглядываясь по сторонам.
Я не из тех холостяков, квартиры которых похожи на городскую свалку. Не люблю беспорядок, предпочитая минимализм во всём. В моём доме мало мебели, лишь самая необходимая, что даёт больше пространства, а огромные арочные окна во всю стену наполняют помещение светом и воздухом. Светлые стены, пара картин Брэйна на стенах, деревянный пол, большая кровать — вот и весь мой уют, но Еве, по всему видно, нравится здесь. Вот и славно.
— Проходи, — указываю рукой на комнату чуть дальше по коридору, заменяющую мне гостиную и кабинет одновременно. Там стоит маленький диван, журнальный столик, а на стенке плазма висит. — Я сейчас.
Она кивает, а я скрываюсь в ванной. Первым делом открываю кран с холодной водой и сую голову под упругую струю. Нужно освежиться, пока совсем с катушек не слетел. Спустить пар — отличный вариант, но всё-таки дрочить в душевой кабинке — так себе перспектива. Справлюсь и так. Сейчас выпью, закурю и станет легче.