Корсар

К ним вскоре прибавился некий стон бесконечно сладостный и томительный, который был хорошо знаком Тома, который он узнал. И тут Тома перестал слушать. Медленным напряжением мышц он выпрямился, снова вскочил на полуют, отпустил фальшборт и, крадучись, бесшумно скользнул к капитанскому трапу и снова спустился в кают-компанию. Здесь все еще витал аромат Хуаны, еще сильнее даже ощутимый, как бы недавно потревоженный, развеянный. Тома вздрогнул, но не остановился. Дверь его собственной каюты была полуоткрыта. Беззвучнее тени, он скользнул в нее. Ощупью, но по-прежнему совершенно бесшумно, отыскал он кремень, высек огонь, зажег свечной фонарь. Пламя осветило лицо пепельного цвета, и глаза, горящие голубыми огнями раскаленных углей. В изголовье койки, рядом с обнаженной шпагой, лежало два стальных пистолета, заряженных, с капсулями. Тома взял пистолеты, взвел курки, засунул один из них за пояс брюк, другой зажал в правой руке, указательным пальцем касаясь собачки, а левой рукой ухватил за кольцо свечной фонарь, подняв его на вытянутой руке, чтобы он лучше светил. После чего, выйдя из своей каюты и миновав кают-компанию, он направился прямо к каюте Хуаны, затем, без зова, без стука, без каких-либо околичностей, подобно разъяренному жеребцу, рванулся в дверь с такой силой, что вмиг раздробленная створка рухнула внутрь, вместе с засовом, замком, ключом, задвижкой, петлями, разлетевшимися врассыпную.

И глазам предстала каюта — на мгновение ока.

На мгновение ока — на время, достаточное для того, чтобы Тома мог разглядеть сбитую, раскиданную постель и на ней обнаженную Хуану в объятиях мужчины. Тома успел заметить тело этого мужчины — тело худощавое и мускулистое, кожу — белую кожу, подобную женской коже, и одежду, состоящую из одной лишь рубашки. Голова и лицо оставались в тени. Тома поднял пистолет.

Но, быстрее молнии, человек этот разом вырвался из объятий, вскочил, отпрянул. Тома не спустил курок, желая бить наверняка. Тогда тот бросился на него и обоими кулаками ударил по рукам Тома, пытаясь его обезоружить. Это ему не удалось, потому что руки Тома были подобны тискам. Но фонарь, разбитый вдребезги, разлетелся, и свеча покатилась наземь. В тот же миг, человек этот, бросившись снова вперед, повалился на землю, стараясь избегнуть выстрела, как стрела скользнул между ног Тома и выскочил из каюты. Но Тома, успевший обернуться, смутно различил его в слабом свете, проникавшем через решетчатый люк, — человек приближался к двери, ведущей в каюту Геноле. Тома выстрелил. Человек с шумом повалился.

И Тома, ослепленный снопом огня из пистолета, мгновение ничего не видел.

Опрокинутая свеча у ног его не совсем еще потухла. Он схватил ее, поднял кверху. И тут у него вырвался крик изумления; человек снова стоял, все на том же месте — перед дверью Геноле. И он уже не убегал, оставаясь, напротив, недвижим, лицом к Тома. Тома схватил свой второй пистолет, двинулся вперед. Поднятая свеча бросала желтый свет. Вдруг Тома снова закричал и споткнулся, оглушенный, обалдевший, вытаращив глаза: человек этот был Луи Геноле! Луи Геноле, да. — Никакого сомнения. — Луи Геноле — в рубашке, с белой кожей, отсвечивавшей при огне, с крепкими мышцами, проступающими на тонком теле.

Тома подошел ближе. Луи Геноле не шевелился. Ни страха, ни стыда на спокойных чертах его лица. Тома, вне себя, вглядывался в него две-три секунды, потом шепотом, как будто потеряв дыхание, произнес:

— Брат мой, Луи, так, значит, и ты, как другие?., и порывисто нажал курок.

Луи Геноле широко открыл рот, изумленно вытаращил глаза и упал замертво. Пуля попала ему под самое сердце, перерубив на две части аорту. Брызнуло столько крови, что правая рука Тома, стоявшего шагах в трех, по крайней мере, оказалась залитой по самый локоть. Он выпустил дымящийся еще пистолет и замер на месте, словно окаменев.

Тогда тишину нарушил звук очень мягких шагов. Подходила Хуана — обнаженная. Тома заметил ее. Она была бесстрастна, почти весела. Подошла. Глазами искала труп. Увидела. И живо подняла голову. Брови ее, поднятые на самый лоб, выдавали ее крайнее изумление. Она сказала, как бы не веря собственным глазам:

— Геноле?

И она осмотрелась кругом. Тома же пристально глядел на нее. И в эту минуту он со жгучей горечью жалел, что за поясом у него нет третьего пистолета.

* * *

Но в то время, как они тут стояли, он и она, лицом к лицу, другой звук, четкий, хоть и отдаленный, заставил их вместе вздрогнуть: плеск бросившегося с порядочной высоты в воду тела. И когда Тома услышал этот звук, для него это было как выстрелом мушкета в голову: он раскинул руки, замахал ими, дважды повернулся на месте и упал перед телом Геноле ничком.

…Тогда как Хуана, тоже услыхав, вдруг разразилась торжествующим смехом — ужасным.

* * *

Но даже и после этого он ее не убил.

Она повернулась, продолжая смеяться, к своей каюте. Из дверей она осмелилась ему крикнуть:

— Иди сюда!