Корсар (СИ)

— Я имел в виду, что Ваня долго тебя по территории водил. Не приставал хоть?

Ваня? Это ещё кто такой? Раздумываю над тем, сказать ли, что видела лишь его помощницу, но почему-то молчу. Сама не знаю, почему.

— Ладно, присаживайся. — Роджер указывает рукой на свой стул, а сам обнимает меня и целует в губы — легко, почти невесомо. — Я сейчас схожу кое-куда, подожди меня, хорошо?

Киваю, и он выходит из ангара.

Фельдшер несколько минут смотрит на меня, изучая, а лёгкая улыбка бродит на тонких губах. Он очень худой, длинный, примерно одних лет с Роджером, и я ещё тогда поняла, что их связывает долгие годы дружбы.

— Ева, да? — спрашивает, поднимаясь с места.

— Да, а вы? Фельдшер? Так вас и называть?

Он смеётся, глядя на меня, чуть сощурившись.

— Можешь Алексеем называть, не обижусь.

— Хорошо.

— Кофе будешь? Коньяк барышням не предлагаю, а шампанское здесь рыжий чёрт не держит.

— Да всё в порядке, просто кофе будет отлично. Спасибо, — благодарю, а Алексей улыбается, направляясь к кофеварке в самом углу, стоящей на невысоком деревянном столике.

Осматриваю ангар и понимаю, что здесь довольно уютно. Пол выстлан тёмно-серым ламинатом, а на стенах висят плакаты с разными сценками из байкерской жизни. За рассматриванием картинок провожу минуты, пока Алексей не ставит передо мной большую чашку ароматного латте.

Сам снова присаживается на диван и делает большой глоток из точно такой же чашки.

— Я вообще не привык лезть не своё дело, — говорит, глядя куда-то в сторону и грея узкие ладони о чашку, — но не могу не сказать. Роджер долгие годы мой друг, один из самых близких. Не знаю, насколько у вас всё серьёзно, не моё же дело, но после того, как ты появилась, он счастливый стал.

— О…

— Да, и мне это кажется таким странным и непривычным. Никогда его таким не видел.

Молчу, потому что совершенно не представляю, что на это всё ответить.

— Просто, пока его нет, хочу сказать, что он хороший мужик, просто с тараканами.

— Я знаю, он очень хороший.

— Вот, — кивает, пряча улыбку за чашкой. — Цени его, девочка, цени.

Прыскаю от смеха, а дверь ангара открывается и возвращается Роджер — хмурый и даже злой.

— Фельдшер, сходи к трекам. Там снова хрень, фаворит башку расплющил.

— Жилец хоть? — мрачнеет Алексей и резко встаёт.

— Пока жилец, но ты поторопись.

Фельдшер уходит, хлопнув дверью, а Роджер направляется ко мне, потирая шею. Он бледный, но держится, а у меня мороз по коже от осознания, какая трагедия случилась только что, совсем рядом.

— Ты в порядке? — спрашиваю, поднимаясь, а сумка падает с колен, и всё содержимое рассыпается по полу. — Блин.

— Не парься, сейчас поднимем. Мне сейчас снова нужно будет вернуться туда, мало ли что.

— Я понимаю. Конечно, иди.

Мы присаживаемся на корточки и принимаемся серьёзно и сосредоточенно собирать упавший хлам в сумку. Кошелёк, билетики, ключи, ещё какие-то бумажки.

— Знаешь, Ева, — говорит Роджер, смеясь, — если когда-нибудь у нас отрежут газ, я точно знаю, чем топить печку. Ты просто собиратель макулатуры.

— Ха-ха-ха, как весело, — бурчу, бросая на Роджера испепеляющие взгляды, а он смеётся.

— Вон, ещё какая-то бумажка. — Роджер протягивает руку и поднимает белый прямоугольник визитки, которую мне вручил Пётр Олегович. Роджер хмурится, читая надпись на ней, а потом стремительно бледнеет.

— Твою мать, — выдыхает и переводит на меня взгляд. — Откуда у тебя это?

— Дали, — уклончиво отвечаю, потому что не могу понять, что только что произошло. — Я вообще её даже не смотрела, выбросить хотела, но по привычке сунула в сумку.

— Кто дал? Ева, отвечай!

Он хватает меня за плечи и рывком поднимает на ноги. Лихорадочно пытаюсь сообразить, что всё это значит, а Роджер отпускает меня и стремительно отходит в сторону. Упирается лбом в стену, а я остаюсь стоять, потому что совершенно ничего не могу понять.

Но, по всему видно, случилось что-то нехорошее.

37. Роджер

Отпускаю Еву, не дождавшись ответа, потому что сам себя боюсь в этот момент. Смотрю на эту грёбаную визитку, на которой чёрным по белому — Малахеев Пётр Олегович. Это он, падла, его уродское имя все эти годы татуировкой на сердце. Мать его, сдохнуть бы на этом месте, потому что от мысли, что это дерьмо хоть пять минут находилось рядом с Евой, возможно, касалось её, сносит крышу к чертям. Опираюсь пылающим лихорадочно лбом о прохладную стену, но это ни хрена не помогает. Внутри всё переворачивается, что-то мерзкое, до тошноты.

Мне бы выпить прямо сейчас, чего угодно выпить, но тогда даже сам не знаю, на что окажусь способен.

— Роджер... послушай. — Ева совсем рядом, трогает дрожащими пальцами мою шею, зарывается в волосы, а её голос — единственное, что ещё способно удержать на плаву и не сорваться в пропасть. Кажется, замолчи она сейчас, и я уже не выберусь из гнилой ямы гнева. — Что случилось? Ты сам не свой. Расскажи, пожалуйста.