На том они и попрощались. Индеец ушел – исчез с глаз, словно привидение, едва ступив на землю, – а Тимко, не откладывая дело в долгий ящик, нанял небольшой шлюп, чтобы не гонять впустую бриг, на котором меняли изрядно обветшалую оснастку, и отправился вместе с десятком своих людей на Тортугу, искать встречи с Мишелем де Граммоном. Тимко знал, что тот имеет опыт военных действий против испанцев на суше, а сейчас пропивает пиастры, которые достались ему после дележа добычи. Француз захватил небольшой, изрядно потрепанный штормом голландский галеон, нагруженный серебряными слитками и пряностями, что было не просто удачей, а славным дельцем, ведь флибустьеры очень редко решались нападать на галеоны.
Город Сантьяго-де-лос-Кабальерос лежал в восьмидесяти пяти милях от побережья, на реке Яке-дель-Норте. Дорога к нему шла по равнине, через покрытые высокой травой саванны и участки густого леса. Примерно в пяти милях от места, где высадились корсары Мишеля де Граммона и буканьеры Тима Фалькона, они наткнулись на сахарное предприятие, еще через три мили им встретилось второе, где работали в основном негры и мулаты, а пройдя еще две мили, они оказались на берегу реки с мелким бродом. Как рассказал Конуко, кроме реки в этой местности пиратам не найти иных водных источников, пока они не доберутся до индейского селения, расположенного в двух милях от Сантьяго; от селения до самого города вела отличная песчаная дорога…
Тимко и два буканьера из самых опытных следопытов затаились на вершине поросшего лесом холма над долиной, откуда Сантьяго был виден как на ладони. Дома в городе были большие и прочные, построенные из глиняных кирпичей, в основном одно– и двухэтажные, крытые красной коньковой черепицей, с обширными дворами. Все городские строения окружали сады и цветочные клумбы. Сантьяго был защищен невысокими, еще недостроенными, каменными стенами, на которых стояли орудия небольшого калибра; по обе стороны массивных ворот высились сторожевые башни.
На одной стороне «парада» – так испанцы называли главную площадь города, даже если он был малых размеров, – стоял кафедральный собор, а на другой – двухэтажные дома знати с галереями. Обычно парад предназначался для обучения солдат разным военным премудростям, в том числе строю и владению холодным оружием. Вот и сейчас на главной площади Сантьяго испанские кавалеристы занимались выездкой лошадей.
Мишель де Граммон на предложение Тимка принять участие в нападении на Сантьяго ответил немедленным согласием. Он давно собирался провернуть нечто подобное, потому что испанцы, опасаясь пиратов, стали снаряжать целые флотилии для отправки сокровищ на родину. Десять, а то и двадцать хорошо вооруженных галеонов представляли собой подвижную крепость, которую нельзя взять ни под каким видом.
Небольшие юркие суда корсаров, приватиров, флибустьеров могли лишь слегка покусывать громадины галеонов, а грузовые корабли, с которыми можно справиться, им попадались только в случае большой удачи – если шторм отделял их от каравана. Даже с тем небольшим галеоном, который Мишель взял как приз, пришлось здорово повозиться; он потерял почти половину абордажной команды.
Француз хотел общее командование взять на себя, но тут Тимко уперся, ведь это был его замысел, а главными исполнителями плана должны были стать буканьеры. Перед походом пираты обычно заключали особое соглашение, которое называлось шасс-парти. В нем указывалось, какую долю добычи должны получить капитаны и их команды и кто возглавит рейд.
Прежде всего определили суммы обязательных выплат, вне зависимости от того, какая будет добыча. Из общей суммы добычи договаривающиеся стороны обязались выделить по сто пиастров буканьерам-следопытам и двести – индейскому вождю; столько же причиталось и лекарю. Затем установили сумму выплат для возмещения ущерба раненым. За потерю руки или ноги – четыреста-шестьсот пиастров или рабы на такую же сумму. За выбитый глаз – сто пиастров или одного раба; столько же должны были заплатить и за потерю пальца. За огнестрельную рану полагалась компенсация в размере пятисот пиастров или пяти рабов. Лейтенантам причиталось по две доли, а остальные деньги должны были выплатить канонирам, рядовым матросам и юнгам в строго оговоренных суммах.
Что касается капитанов, то после вышеуказанных вычетов они получали от шести до восьми долей. Понятно, что восемь долей полагалось командиру, а шесть – его помощнику, поэтому Тим Фалькон принципиально не уступил эту «должность» Мишелю де Граммону. Впрочем, тот особо и не противился. Его больше привлекала сама авантюрная идея, нежели обогащение. Он и так уже был далеко не бедным.