Корсары Мейна

Возможно, Мишель и проявил бы строптивость, ведь он имел весьма живой характер и все-таки был дворянином, а офицеры относились к нему как к простолюдину, то есть как к быдлу, но спустя неделю после начала службы на «Пикардийце» новоиспеченный юнга стал свидетелем самого легкого наказания, которому подвергся один матрос. Оно называлось «посмотреть небо».

Матроса привязали к стеньге мачты на немалой высоте, притом во время шторма, и он выписывал там головокружительные пируэты почти сутки. Когда его сняли, бедняга был похож на живого мертвеца, потому что его сто раз выворачивало наизнанку от качки. А ведь в арсенале капитана корабля имелись методы укрощения строптивцев и похлеще – килевание, купание с рей, плети, карцер…

Поэтому Мишель де Граммон проявил здравое благоразумие и старался не попадаться под руку ни боцману, самому вредному из командиров, ни тем более капитану, старому морскому волку, помешанному на поддержании идеального порядка на корабле. Зато по возвращении в Дьепп он получил самые лестные характеристики, а во время прощания с командой офицеры снизошли до приглашения юнги в кают-компанию, где все выпили за его будущие чины и заслуги: они наконец узнали, что Мишель де Граммон – шевалье и что ему предстоит обучение в Королевской морской школе. Впрочем, он подозревал, что им это было известно с самого начала, и они просто проверяли, как ему удастся справиться с неизбежными в морском деле трудностями.

И вот теперь он – вольная птица, готовая к полету в другие выси. Завтра, с утра пораньше, он сядет в дилижанс – и прощай, Дьепп. Мишель был радостен и горд: попасть в морскую школу Тулона мог не каждый дворянин, набор был ограничен. С чем это связано, никто не знал. Наверное, прижимистый кардинал Мазарини жалел денег на обучение морских офицеров.

А зря, потому что служба на кораблях была слишком непопулярной, родители даже пугали ею непутевых сыновей, и спрос на морских специалистов превышал предложение. Бытовало мнение, что ни один призванный во флот дворянин, который мог придумать, как ненадолго попасть в тюрьму, не стал бы моряком. Но если морской офицерский корпус с грехом пополам все-таки комплектовали, то с матросами дело обстояло совсем худо. Заманить во флот добровольцев нельзя было никакими коврижками. Тогда король издал эдикт, и полиция, а также специальные флотские команды начали устраивать облавы в портовых городах, в ходе которых все праздношатающиеся – и не только – возрастом от восемнадцати до сорока лет препровождались на корабли королевского флота. Разумеется, их согласия стать моряками никто не спрашивал. На адмиральском корабле каждого кандидата в матросы подвергали символическому медицинскому осмотру, затем вручали задаток, и после этого законность вербовки не подлежала сомнению.

Еще одна Морская офицерская школа находилась в Марселе. Но там обучались только отпрыски высшей знати. Ученики марсельской школы назывались гардештандартами, и звание это котировалось выше, чем просто кадет. Они служили преимущественно в гребном флоте. Но Мишель о веслах думал с презрением: разве могут тихоходные гребные посудины сравниться с парусниками, которые не ползут, как повозка по дрянной дороге, а летят над волнами словно чайки?

Подул свежий ветерок, и Мишель почувствовал, что продрог: все-таки на дворе стояла осень. «А не зайти ли мне в “Якорный ящик”, чтобы согреться? – подумал де Граммон. – Ведь я еще ни разу там не был. То-то будут смеяться мои новые товарищи из морской школы в Тулоне – учился в Дьеппе и ни разу не вкусил от щедрот Бахуса, тем более что эту таверну знают все французские моряки. Нехорошо, шевалье. Итак – вперед!»

Таверна «Якорный ящик» располагалась неподалеку от порта. В свое время английские пираты, частые гости Дьеппа, прозвали этот район Fiddler’s Green – Портовый Рай. Что мог увидеть случайный гость в Раю? Прежде всего склады, торговые лавки и магазины, тянущиеся по обеим сторонам улицы. Некоторые из двух– и трехэтажных домов имели наверху стрелы или крепкие балки, с которых свисали блоки и крюки для перемещения грузов. Ноздри дразнили запахи кожи, табака, селитры, рома и пижмы, оливкового масла и смолы. А еще пахло ароматическими маслами и кремами. Проще говоря – женщинами.

Шустрые сутенеры предлагали изголодавшимся по женской ласке морякам от своих подопечных девиц легкого поведения любые услуги, которые только может придумать изощренный человеческий ум. Вблизи прилавков и лотков отирались нищие и разный портовый сброд; малые дети, грязные, в неописуемых лохмотьях, выпрашивали у прохожих пару монет на хлеб, а пацаны постарше нахально расписывали физические достоинства своих юных сестер, ожидающих где-нибудь поблизости.

Мишель де Граммон, любопытный, как все молодые люди, не раз прохаживался по грязным улочкам Портового Рая. Его манили и таверны, и гулящие женщины, но опять-таки боязнь повышенного внимания к своей персоне заставляла Мишеля осторожничать. К тому же у него не было денег, чтобы пускаться во все тяжкие, как некоторые воспитанники школы юнг.