Кошелек, который достался ему от раненого разбойника, на первых порах здорово выручил Мишеля. В нем оказалась весьма приличная сумма, столько юный дворянин отродясь не видал. Целый год он, как скупец, дрожал над каждым денье, потому что помощи ждать откуда-либо не мог. Ведь о том, что он в Дьеппе, не знала даже мать. Пьер де Сарсель пообещал сообщить ей, что с сыном все в порядке, но сразу предупредил, что местопребывание Мишеля ей не откроет – это чревато большими неприятностями. Мать, конечно, не отличалась болтливостью, но кто мог дать гарантию, что в порыве откровенности она не расскажет, куда сбежал ее сын, своему сожителю, мсье де Молену?
Знакомый де Сарселя занес Мишеля в списки школы как круглого сироту. Тех юнг, у кого не было родных, одевали и кормили, но очень скудно. Наверное, их приучали к скверным условиям жизни на кораблях, потому как то, что им подавали на стол, брали из старых флотских запасов, в которых мышиный помет считался само собой разумеющимся. А уж про форменную одежду и говорить нечего – она начала расползаться на третий месяц носки. Похоже, морской интендант хорошо нажился на поставке платья для юнг, закупив по дешевке лежалое гнилье.
Пришлось приобрести у старьевщика хлопчатобумажную блузу, широкие штаны из грубого материала и вязаный колпак – матросскую робу, в которой щеголяли почти все моряки Европы. Что касается еды, то будущие юнги добывали ее самыми разными способами, вплоть до примитивного воровства. Не один каплун из окрестных селений закончил свой жизненный путь на вертеле над костром среди меловых холмов, окружавших Дьепп, куда его притащили шустрые воришки из школы юнг.
Таверна «Якорный ящик» полнилась народом. Несмотря на то что Дьепп после двух столетий оживленной жизни погрузился в старческую дремоту, людей в нем было много, притом самых разных национальностей и вероисповеданий. Здесь вполне обычной была картина, когда ревностный католик по пьяному делу обнимался с гугенотом, или приличный семьянин из центральных районов Франции, в трезвом виде и на дух не переносивший людей с темной кожей, делил ложе с мулаткой, а заносчивый дворянин, морской офицер, снисходил до общения с портовым сбродом, угощая падших людишек за свой счет.
Моряки вообще были странными людьми. Они ежедневно сталкивались с коварной и могучей стихией, которая в любой момент могла забрать их жизни, поэтому порт они трактовали как крохотный участок земного глобуса, на котором провидение поставило таверны и прочие увеселительные заведения, при этом не забыв о женщинах легких нравов. Кусочек твердой земли, именуемый портом, был тихой гаванью, привечавшей моряков как мать, и они вели себя соответственно – словно расшалившиеся дети, не знающие слова «нельзя».
Простодушный и не всегда подозревающий об опасностях, ждущих его на земле, моряк, сойдя на берег, попадал в лапы отребья, становился жертвой портовых акул, крыс и червей, без жалости пожирающих людей моря и руководимых владельцами ночлежек, содержателями таверн и харчевен, барменами, вербовщиками и сутенерами.
В 1529 году братья Пармантье, мореплаватели родом из Дьеппа, предложили устраивать веселый корабельный праздник-маскарад после того, как судно пересечет экватор. Всем морякам выдавался сертификат экваториального крещения, бережно хранившийся на дне матросских сундучков. В нем было написано, что Нептун, принимая в свое королевство нового подданного, приказывает, чтобы сирены, нереиды и тритоны охраняли его: «…А посему, братья и сестры нашего рода, приказываю вам хранить его во всех путешествиях от штормов, ураганов, вулканов, смерчей, а также акул морских и береговых». Мишель мечтал как можно быстрее оказаться в южных морях, чтобы получить на руки вожделенный документ, подтверждающий его право считаться настоящим морским волком…
Едва Мишель де Граммон появился на пороге таверны, к нему подскочил сутенер – скользкий тип с лицом прожженного плута.
– Мсье, не желаете ли девочку? – затараторил он, от спешки глотая слова. – Ах, какая прелесть, эта наша Абель! Она такие штуки вытворяет… у-у… – он изобразил восхищение. – Вам понравится, мсье, клянусь святой пятницей! И всего за каких-то двадцать су.
– Пошел прочь! – процедил сквозь зубы Мишель, оттолкнул его и отправился искать свободное место.
Оскорбленный сутенер хищно посмотрел ему вслед и пробормотал: «Ну, погоди ужо, дворянчик…» И бросился к следующему посетителю таверны, который оказался не столь принципиальным, как Мишель; вскоре тот сидел за столом вместе с изрядно потасканной развязной девицей, истинный лик которой был скрыт под толстым слоем белил и румян.
Мишель де Граммон подсел за стол к троим матросам – все просоленные морские волки и уже в изрядном подпитии. Юнгу они приняли вполне доброжелательно, по каким-то только им известным признакам определив, что он принадлежит к морскому братству. Но они были заняты своими разговорами, и Мишель, заказав ром и бараний бочок, зажаренный на вертеле, с азартом предался чревоугодию, тем более что хорошего мяса он давно не пробовал.