Корсары Мейна

Пока Ховрах завешивал окна, Мелашка поставила на стол большую миску с вареным мясом и корзинку с пирогами. Потом полезла на печку и достала четверть оковитой, при виде которой Ничипор Галайда одобрительно крякнул и огладил усы. Все выпили, в том числе и Ховрах, и набросились на еду с таким азартом, будто не ели по меньшей мере неделю. Наверное, сказались дорожные приключения, потребовавшие много сил. Вскоре от мяса остались лишь одни кости, а от пирогов – крошки.

А затем все задымили своими люльками. Тимко испытующе глянул на Ховраха и сказал:

– Нам бы потолковать…

– Говори, – ответил тот. – При Мелашке можно. Когда надо, у нее язык на замке.

– Это не тот случай…

– Понял, – быстро глянув на Ничипора Галайду, ответил Ховрах и обернулся к своей сожительнице, которая скромно сидела в уголке. – Мелашка, выйди ненадолго во двор, посмотри, что там и как.

Она безропотно кивнула, накинула свитку – ночи уже стали прохладными – и покинула хату.

– Ну и что у вас за секреты? – спросил Ховрах.

– Нужна твоя помощь, – ответил Тимко и рассказал Ховраху о замысле киевского полковника.

– Да-а, – задумчиво протянул Ховрах, – неплохой план… Но с меня-то что требуется?

– Собрать наших, бурсаков, пусть они разведают, где поселились жолнеры. Для этого дела подойдут мальцы из фары. Они не вызовут подозрений. Конечно, никто, кроме нас с тобой, не должен знать, зачем все это делается. И только когда наступит время, все должны собраться вместе, чтобы получить задание. А еще нужно приготовить для пацанов кресала и кремни и бутылки с горючим маслом. На все про все у нас четыре дня.

– Бурсаков я соберу… С горючим маслом дело обстоит похуже. Нужны деньги. Даром его никто не даст.

– Деньги есть… – Тимко бросил на стол увесистый кошелек.

– Тогда придется привлечь к этому делу и Мелашку, – сказал Ховрах. – Только она знает торговцев, у кого есть масло, и только ей они могут продать не бутылку, а целый горшок. Масла ведь много понадобится.

– И то верно… – Тимко переглянулся с Микитой и кивнул. – Ладно, поговори с Мелашкой. Только не дай ей бог проболтаться! Жолнеры всех бурсаков перережут как цыплят.

– Говорю тебе, она баба – кремень!

– Смотри, ты за нее отвечаешь, – угрюмо сказал Микита. – В противном случае будем вместе с ней висеть на Ратушной площади. А мне почему-то этого совсем не хочется. Я еще не отдал свой должок кое-кому…

Оказалось, что в Киеве осталось около сотни бурсаков самых разных возрастов. Но больше всего мальцов. Старшие спудеи ушли из города, потому что опасались жолнеров. Ведь любого молодика литвины могли принять за казака-ребела, особенно по пьяному делу, и тогда его ждала мучительная смерть – жолнеры любили кровавые забавы. В этом деле они были достойными учениками палача украинского народа Яремы Вишневецкого, именем которого матери пугали непослушных детей.

Пока бурсаки мотались по Киеву, собирая попрятавшихся спудеев, и разведывали обстановку, Ничипор Галайда тоже времени даром не терял. Как-то так получилось, что лучшего приюта для лазутчиков Антона Воропая, чем усадьба Тыш-Быковских, не нашлось. Тимко сильно обрадовался, когда обнаружил старого эконома в полном здравии. Слуги закопали убитых ротмистра и пахолков и хорошо замаскировали место захоронения, и, когда в усадьбу нагрянули жолнеры, которые искали пропавших товарищей, старик блистательно разыграл древнюю, как сам крестьянский мир, сценку под названием «Моя хата с краю, ничего не знаю». В отличие от своего хозяина, веру он не менял, так и остался добрым католиком, поэтому старого шляхтича литвины не тронули. Ведь никто не ведал, к кому направился ротмистр, поэтому его искали по всему городу. Наверное, у него были какие-то личные счеты с Тыш-Быковским.

Ничипор Галайда, казак в годах, быстро стакнулся с экономом. Он выяснил, что оружия в доме нет, разве что на чердаке хранятся луки и стрелы. С ними Тыш-Быковский по молодости любил охотиться в плавнях на мелкую дичь. Но с годами его охотничьи страсти поутихли, и луки оказались ненужными.

Ничипор тут же слазил на чердак и нашел четыре лука разных размеров и, соответственно, разной убойной силы и дальности. Но он сильно разочаровался в своей находке – ни на одном луке не было тетивы. Что касается стрел, то этого добра хватало на несколько охот.

– Зачем они вам? – спросил эконом.

– Надо… – буркнул казак.

– Для дела?

– А то как же.

– Придется пожертвовать главным украшением своей старушки.

– Вы о чем?

– Пойдем со мной…

Они пошли на конюшню, где меланхолично жевала сено одна-единственная кобыла. Ей было много лет, никто уже не помнил, когда в последний раз на нее надевали седло, но кобылу не отправляли на скотобойню лишь по той причине, что она принадлежала эконому. А он так с ней сжился, что разговаривал как с человеком, и, казалось, лошадь понимает его.

– Вот, – указал эконом на пышный хвост кобылы, который давно не подстригали. – Тетива из ее хвоста выйдет замечательная. Ты же не против, голубка? – заворковал он, нежно поглаживая ее по шее. – Видишь, она кивнула. Значит, согласна…