Корсары Мейна

– А они брали! Мне отец рассказывал. Четырнадцать тысяч жителей Кафы вырезали! Наша семья спаслась потому, что в доме был подвал, где прятались мой отец и тетки. Страшные люди эти казаки! Разве вы о них ничего не слышали?

– Не приходилось, – признался Мишель де Граммон.

– Если когда-нибудь встретитесь с ними в море, берегитесь!

– У этих… коссак… есть военные корабли?

– Что вы, конечно, нет! Их суда – это большие лодки.

Матис Дюваль фыркнул.

– Наш канонир потопит любую лодку с первого выстрела, – заявил он несколько высокомерно.

– Возможно, не спорю. Но у них много лодок. Их суденышки сидят в воде очень низко, поэтому они замечают парусник или галеру раньше, чем могут быть замечены сами. Казаки опускают на своих лодках мачты и стараются плыть за кораблем так, чтобы солнце до самого вечера было у них за спиной. За час до заката они быстро гребут к судну, пока не окажутся на расстоянии одного лье, и стерегут его, чтобы не потерять из виду. Где-то около полуночи казаки тихо подплывают к борту, и можете представить ужас капитана и команды, когда те спросонья увидят, что их берут на абордаж какие-то страшные дьяволы, словно вынырнувшие из морской пучины. Захватив корабль, казаки забирают все найденные деньги и товары малых размеров, которые не испортятся в воде, а также пушки и все то, что, по их мнению, может пригодиться, а потом пускают судно вместе с людьми на дно.

– Однако… – удивился Матис Дюваль. – Но вам-то откуда известно, как действуют эти разбойники?

– Об этом у нас знают даже малые дети. Никого нет свирепее в бою, чем запорожские казаки. Они даже своих убивают, если те переходят в мусульманскую веру.

– А лодки – это интересно… – задумчиво пробормотал Мишель де Граммон. – Ни один корабль не устоит, если незаметно подкрасться к нему ночью и взять на абордаж…

Он смотрел на невольничий рынок во все глаза. Картина была нереальной: кругом роскошные, хоть и старинные, здания, умиротворяюще журчат фонтаны, на небе серебристые тучки, синее чудное море плещется почти у ног, пестро одетые купцы словно пришли на праздник; веселый говор, смех… и изможденные, измученные дальней дорогой невольники в лохмотьях, тихо и безропотно ждущие своей участи.

Мишеля де Граммона мало трогали их страдания; это чужая варварская страна, чужие люди, к которым он не имел никакого отношения. Невольники всегда были ходовым товаром, даже во Франции – королевские эмиссары обычно покупали рабов в Леванте и использовали их в качестве гребцов на галерах; так чему тут удивляться и о чем печалиться?

Тем не менее он почувствовал себя несколько неуютно. Особенно после того, как Сафарогло сказал:

– Стариков и немощных татары обычно побивают камнями и бросают в море. Или отдают для военных упражнений молодежи, не видавшей еще человеческой крови. Для пожилых и больных, конечно, есть возможности освободиться из неволи – выкуп или обмен на пленных татар. Но это случается редко…

Они еще немного поболтались по городу, Акоп Сафарогло вцепился в них словно клещ и все старался показать как можно больше достопримечательностей. Он даже хотел затащить офицеров в баню, которую называл местом отдохновения души, но французы были не очень большими любителями водных процедур и отказались. В Кафе имелось много прекрасных бань, как рассказал Акоп. Но лучшими считались две – Татлы, построенная знаменитым архитектором Синаном по велению Сулейман-хана, и Хаммам-капу. Последняя и впрямь впечатляла. Она представляла собой отделанное светлым мрамором внушительное здание с решетчатыми оконцами, двумя большими и четырьмя малыми куполами. Кроме мечетей в крепости были армянские и греческие храмы, еврейская синагога. Но это совсем не интересовало изрядно уставших французов, и они наконец распрощались с Акопом Сафарогло, пообещав при возможности продолжить знакомство.

От посла поступил приказ никуда не отлучаться с корабля, и после обеда фрегат поднял паруса и вышел в открытое море. Видимо, поездка получилась удачной, потому что маркиз весь лучился от удовольствия. Когда он взошел на борт, за ним втащили два объемистых тюка; надо полагать, подумал Мишель де Граммон, они набиты древними раритетами, купленными за бесценок или подаренными послу бейлербеем…

Солнце клонилось к западу. Подул вечерний бриз, и фрегат бойко запрыгал по невысоким волнам, словно морской конек, который решил немного попутешествовать и для этого отцепился от стебля морской травы. Закат на море – совершенно потрясающее зрелище; в такие минуты Мишель де Граммон покидал свою каюту и, устроившись на полубаке в мягком удобном кресле, покуривал трубку и с восторгом наблюдал за феерией красок, блиставших у горизонта.