Корсары Мейна

Обычно компанию ему составлял первый помощник Матис Дюваль, но сегодня его так утомили блуждания по Кафе, что он немедленно удалился к себе и прилег отдохнуть, чтобы к полуночи встать на вахту свежим и бодрым. Капитанскую каюту пришлось отдать послу и его секретарю, и Мишель не торопился занять свободную койку рядом с помощником, потому что его храп напоминал львиный рык и уснуть под такое музыкальное сопровождение можно было, лишь выпив не менее пинты крепкого рома.

Неожиданно внимание де Граммона привлекла военная галера под турецким флагом прямо по курсу. Там творилось что-то неладное. Когда фрегат подошел поближе к турецкому судну, Мишель увидел, что на палубе идет жестокая схватка. Вскоре он понял причину заварухи: против янычар, команды галеры, сражались оборванцы; похоже, это были взбунтовавшиеся гребцы. Они дрались отчаянно, и казалось, еще немного, и победа будет на их стороне. Но янычары задавили их количеством. Вскоре на палубе галеры, которая сначала сбавила ход, а потом и вовсе остановилась, осталось всего несколько человек, способных держать оружие.

Мишель де Граммон смотрел на схватку с невольным восхищением. Гребцы дрались как одержимые. Особенно его впечатлили двое; встав спиной к спине, они так быстро и мастерски орудовали турецкими ятаганами, что почти каждый удар достигал цели. Палубу галеры заливали потоки крови; яростные крики обозленных янычар, вопли раненых и предсмертные стоны умирающих поднимались к быстро темнеющему небу, и только из уст бунтовщиков не вырывалось ни единого слова. Они казались немыми демонами мщения, которых невозможно убить.

Но вот наконец из взбунтовавшихся невольников на палубе остались лишь те двое, которые дрались спина к спине. Мишель сокрушенно вздохнул: финита ля комедия; похоже, интересное представление приближалось к концу. Фрегат качался на волнах совсем рядом с мятежной галерой. Неожиданно один из бунтовщиков оторвался от товарища, пробился на корму и нырнул в дверь, которая вела в трюм. Едва он это сделал, второй бросился к борту, сразив по пути двух янычар, и прыгнул в море. Раздался страшный грохот, и на месте, где только что дрейфовала галера, образовался огненный вихрь, плюющийся обломками досок, весел и корабельных принадлежностей.

– Боцман! – заорал Мишель де Граммон. – Свистать всех наверх! Тушите корабль, якорь вам в глотку!

Пылающие обломки падали на палубу фрегата, и капитан боялся, что могут загореться паруса. А уж если искра попадет в крюйт-камеру… При этой мысли у Мишеля мурашки забегали по спине.

– Поворачивайтесь быстрее, сонные мухи! – подгонял он матросов, которые поднимали парусиновыми ведрами забортную воду и поливали палубу.

Он успокоился лишь тогда, когда фрегат отошел от останков галеры на безопасное расстояние.

– Лечь в дрейф! – с облегчением вздохнув, приказал он вахтенному офицеру.

Все обошлось наилучшим образом, корабль не пострадал ни от взрывной волны, ни от горящих обломков.

– Сьёр, вы думаете, в этом адском огне кто-то уцелел? – спросил Матис Дюваль, которого разбудил грохот.

Что касается маркиза де Нуантеля и его секретаря, прибыв на корабль, они изрядно налакались и спали как убитые. Их не смогла бы поднять с постели даже артиллерийская канонада, если бы фрегат вступил в морское сражение.

– Возможно, – коротко ответил Мишель.

– Зачем нам лишние хлопоты? Не проще ли оставить все как есть?

– Не проще. Султан может обвинить посла в том, что он не оказал помощь союзникам.

– А кто ему об этом скажет?

– Те, кто остался в живых. Вот они и скажут. Вода теплая, обломков много, так что возможность спастись у турок имеется.

– Воля ваша, сьёр…

Мрачный лейтенант, в душе не согласный с решением капитана, приказал спустить шлюпку на воду.

Спустя полчаса спасательная команда возвратилась на корабль. Увы, их улов оказался небогатым – они подняли на борт всего лишь одного человека. Остальные или ушли на дно, или плавали на поверхности как дохлая рыба.

Мишель де Граммон присмотрелся к спасенному и присвистнул от удивления – на палубе лежал один из тех невольников, которые сражались до последнего! Он хорошо его рассмотрел, тем более что великолепно сложенный мускулистый бунтовщик был обнажен до пояса, а на шее у него висел кипарисовый крестик на кожаном шнурке. Капитан глянул на Дюваля, у которого от удивления глаза полезли на лоб, и, тяжело вздохнув, сказал:

– Между прочим, вы были правы, дружище. Зря я вас не послушал… И что нам теперь делать? Ведь мы спасли бунтовщика, а не правоверного мусульманина. Много ли проку от наших усилий?

– Что делать? Выбросить за борт. Если он сумел выжить в огне, то ему и вода не страшна. Похоже, этому человеку благоволит сам Всевышний. Вот пусть он и дальше о нем заботится.

Спасенный шевельнулся, открыл глаза и вдруг обратился к офицерам… на ломаном французском языке!

– Мсье… сохраните мне жизнь. Оставьте на корабле… Умоляю…

Сказав это, он снова потерял сознание. Видимо, его сильно контузило во время взрыва.

– Ушам своим не верю! – воскликнул пораженный Мишель де Граммон. – Неужели наш соотечественник?