Корсары Мейна

– Это вряд ли, – с сомнением ответил Матис Дюваль. – У него изрядный акцент.

– Возможно, он долго пробыл на чужбине…

– Вполне вероятно.

Мишель де Граммон немного подумал и решительно сказал:

– Пусть живет! Потом с ним разберемся, когда придет в себя. Определи его к матросам, найди свободную койку. Пошли к нему судового лекаря. От этого умника, конечно, толку мало, но все-таки… Пусть напоит его какой-нибудь гадостью. И еще одно – послу о спасенном ни слова. Предупреди офицеров и команду. Кто распустит язык, с живого кожу сдеру!

– Слушаюсь, капитан!

Спасенного унесли. Мишель подошел к борту и глянул в сторону запада. Там осталась лишь узкая светлая полоска – последний золотой мазок уставшего за день солнца на темно-синем бархате неба. Над Черным морем расправила огромные звездные крылья теплая южная ночь.

Глава 2. Буканьер

На этого быка Тимко охотился давно. Он был на диво проворным и крупнее, чем все остальные его собратья. Крупнее и хитрее. Казалось, бык наперед знал, где скрывается опасность. Его не могли выследить даже охотничьи псы – постоянные спутники Тимка Гармаша. Это были два здоровенных зверя с потрясающим нюхом, которые могли убить даже льва. Но бык в расцвете сил далеко не подарок; он вполне в состоянии справиться и со львом, и с медведем, и с охотником, если тот не успеет вовремя выстрелить. Его огромные рога торчали как два копья, и попасть на них значило распрощаться с жизнью. Свою жертву бык сначала нанизывал на рог, как на вертел, а потом, яростно мыча, топтал копытами. Ко всему прочему, он очень быстро бегал, проламываясь сквозь заросли, словно пушечное ядро, и умел таиться, как запорожский разведчик-пластун.

Но сегодня Тимко был уверен, что добудет желанный трофей. После многих неудач Тимко, как ему казалось, понял, почему бык столь неуловим: животное чуяло запах собак. Поэтому верных псов он привязал у шалаша, а сам отправился в засидку, обустроенную возле небольшой лужайки с удивительно сочной зеленой травой. Тимко хорошо умел читать звериные следы и вычислил, где кормится бык.

Вокруг лужайки стеной стояли непроходимые заросли колючих растений, и только бык с его толстой шкурой мог продраться сквозь них без ущерба для здоровья. И Тимко, который после поджога Киева подался в Запорожскую Сечь, где его, не без протекции со стороны Ничипора Галайды, имевшего среди сечевого товарищества большой авторитет, записали в Пластуновский курень и обучили проникать в малодоступные места.

Увы, отбить Киев у войск князя Януша Радзивилла не удалось. Подол выгорел почти дотла, ошалевшие жолнеры готовы были бежать от огня куда глаза глядят, но киевского полковника Волочая-Ждановича подвел Лукьян Мозырь, который ослушался приказа. Пришлось казацкому войску уйти от Киева несолоно хлебавши, потому что охрана пристани, куда Жданович хотел причалить со своим полком, оказалась гораздо сильнее и многочисленнее, чем он думал, имела пушки и была готова отразить любое нападение.

Тимку и Миките Дегтярю довелось вместе с войском Богдана Хмельницкого сражаться возле горы Батог против войск Речи Посполитой под предводительством коронного гетмана Мартина Калиновского. Закончилась битва разгромом польской армии, пленением и казнью более чем восьми тысяч жолнеров и высокородной шляхты. После этого Тимка и Микиту отпустили заканчивать обучение. Конечно, они могли остаться, тем более что в бою проявили себя с лучшей стороны, но и у одного, и у другого были свои мысли на сей счет.

У Тимка не выходила из головы Ядвига. Когда они прощались, Ядвига поклялась ждать его, что бы ни случилось. Но, когда он появился на пороге дома Тыш-Быковских, шляхтич сказал, как отрезал:

– Можешь меня убить, но я свою дочь за тебя не отдам.

– Почему?! Мы ведь любим друг друга! Где она? Я должен с нею поговорить!

– Поздно… – буркнул шляхтич. – Ядзя вышла замуж за достойного мужа и уехала отсюда.

– Это ложь! Она в усадьбе!

– Если не веришь, можешь искать! Но это правда, даю честное благородное шляхетное слово.

– Тимко, что ты распинаешься перед этой панской сволочью? – в руках Микиты сверкнула сабля. – Башку ему с плеч долой – и все дела. Я давно тебе говорил, что нужно рубить дерево по себе. Паны брезгуют родниться с холопами. Ах да, ты ведь из старинного казацкого рода. Но это еще хуже; мы теперь с польской шляхтой враги до гробовой доски. Кстати, говорят, у панов голубая кровь, вот и посмотрим, какая она на цвет…

– Нет! – Тимко встал между Микитой и Тыш-Быковским. – Не смей! Пусть живет. И знает: он остался в живых только благодаря своей дочери. А в то, что она вышла замуж, я не верю. Не верю! Ее где-то спрятали.

– Тогда давай твоего несостоявшегося тестя маленько попытаем… – Микита мрачно ухмыльнулся. – Он не только заговорит у меня – запоет, как дьяк на клиросе.

– Оставь его, – устало ответил Тимко; ему показалось, что на него обрушился весь мир, и под неимоверной тяжестью он даже застонал. – У-у… Проклятье!

Микита с сочувствием обнял его за плечи и сказал:

– Пойдем… Нечего нам тут делать.