Корсары султана. Священная война, религия, пиратство и рабство в османском Средиземноморье, 1500-1700 гг.

Если же пираты захватывали несколько кораблей, они не торопились за остальными. Как-то в водах Корсики Барбарос Хайреддин с шестью кораблями застиг врасплох десять христианских судов, но захватил лишь самую последнюю барку. На вопрос своего старшего брата Оруча, зачем он позволил скрыться остальным, Барбарос ответил, что «гази от прародителей», то есть бывалые корсары, говорят: «Не спеши гнаться за беглецом, не то навредишь себе». Словом, Оруч-реис спросил брата, испугался тот или просто ограничился нападением на один корабль. Это имеет смысл, ведь «Газават» читали вслух на корсарских кораблях. И сама история, пусть даже она может оказаться выдумкой, предостерегает неосторожных пиратов[1213]. Похоже, и двадцать лет спустя Хайреддин поступал так же. В сражении у Превезы он захватил лишь те парусники, которые бросил сбежавший Андреа Дориа, и не рискнул преследовать серьезные силы противника[1214].

Широкая распространенность корабельных пушек давала пиратам преимущество над торговыми кораблями[1215]. Превосходство не было в полной мере военным, и не стоит преувеличивать важность подобных орудий во второй половине XVII века. Во-первых, на чектири устанавливали не так много пушек, и калибр у них тоже был невелик. Что же до парусников, то верхние палубы уменьшали силу залпа, а из пушек, стоявших на нижних палубах, не стреляли в шторм[1216], так что увеличение численности орудий на пиратских кораблях воздействовало на противника лишь психологически; мало кто из торговцев и моряков был готов подставлять грудь под град каменных, а тем более железных ядер. Ко всему прочему, торговые корабли в основном вооружались всего несколькими пушками и даже из них задействовали не все. На английском корабле, где находился де Аранда, стояло четыре пушки и лишь одна могла стрелять[1217].

Рис. 21. Пытки, которые, как полагают, применялись к рабам в Алжире. De Vries, Historie van Barbaryen. Прибавьте сюда и то психологическое воздействие, которое эти преувеличенные изображения создавали в европейском обществе

Бывало и так, что капитан, повстречав корсарское судно, принимал решение вопреки желанию пассажиров. Пока те требовали причалить к берегу и спастись, капитан, взволнованный мыслями об участи корабля, пытался повысить свой шанс избежать опасности[1218]. Стремление уберечь судно иногда могло развести стороны по разным лагерям. В 1670 году корсары поймали корабль, на котором Герман Моэт хотел добраться до Америки, сказали, что его капитан – алжирец, и потребовали патент. Тот согласился показать документы. Пассажиры, вспомнив, как их предостерегали голландцы с корабля, который встретился им на пути днем раньше, попробовали отговорить капитана. Тот не стал слушать, – будто бы не желая подвергать судно опасности, – и вместе с шестью моряками отплыл на корсарский корабль. Едва же разбойники поняли, что перед ними такой же пират, он превратился из глупца в предателя и, глазом не моргнув, пожертвовал спутниками ради того, чтобы избежать плена. Он написал рулевому послание, велев пустить на корабль пиратов, прибывших на шлюпке якобы для осмотра и поиска запретных товаров, и корсары, снова поднявшись на палубу, легко захватили всех[1219].

Рис. 22. Пытки, которые, как полагают, применялись к рабам в Алжире. De Vries, Historie van Barbaryen

Предложение сдаться обычно передавали через раба, соотечественника пассажиров[1220]. Само слово, попав в лингва франка от итальянского глагола, означающего «спускать», звучало как «амайна»[1221] или же «майна»[1222]; все, кто следовал этому призыву, были обязаны спустить флаг с грот-мачты (aveller la grande rade sur le tillac) и на юте. Можно было и помахать платком[1223]. В 1639 году испанцы, решив сдаться пиратам, но не зная, как это сделать, помахали платками над головой – и спаслись от расправы[1224].

Корсары не гнушались и психологических уловок, чтобы заманивать жертв. Не стоит забывать, что сила, которую, как правило, преувеличивали, применялась не безрассудно, а в границах определенной стратегии. Незачем проявлять надменность, присущую нашей эпохе, и воспринимать как неразумных преступников тех, кто в поте лица своего добывал хлеб. Если к насилию и пыткам прибегали даже корсары Атлантики и Южно-Китайского моря[1225], то нет ни малейших причин полагать, будто гази вели себя иначе. Подчеркнем, что ужасные истории в источниках нужно воспринимать критически, ведь их цель – воздействовать на читателей-христиан, выбить слезу и собрать пожертвования на выкуп пленников. Конечно же, пираты применяли силу, но избирательно и ради того, чтобы устрашить противника или же, по выражению Лисона, сохранить «лицо корсара». Прежде всего они хотели заставить врага сложить оружие и, как монголы в ХIII веке, психологически сломить.