Корсары султана. Священная война, религия, пиратство и рабство в османском Средиземноморье, 1500-1700 гг.

На абордаж корсары шли с ужасающими криками (hurlemens espouventables), чтобы лишить соперника отваги (abattre le courage)[1226]. Согласно Сальваго, аркебузиры на пиратских судах сопровождали залпы различными жестами и воинственными возгласами (colla mosta e colla schiamazzo)[1227]. Термин «schiamazzo» во французских источниках предстает как «chamade». Благодаря перу Жана Мартейля мы узнаем и о том, как вопли и стоны сотен гребцов пугали путников на торговых кораблях. Мартейль и сам годами стонал на вражеских галерах. Однажды именно из-за тех, кто в ужасе прятался в трюмах, корабль, имевший 54 пушки и способный легко себя защитить, достался разбойникам без боя[1228]. Мы знаем, и что на кораблях султанского флота перед сражением непременно поднимали воинственный вопль-«гюльбанк» (осм., перс. «голос соловья»)[1229]; вероятнее всего, это и были те крики и жесты, о которых упоминали свидетели-иностранцы, не понимая, что происходит.

То, как поступал с кораблями, решившими противиться, тот же Джон Уорд, заслуживает одобрения. Гениальный корсар приказывал британским пленникам из экипажа показывать упрямым английским торговцам колодки и увещевать сдаться, иначе – неволя, а это – хуже, чем смерть. Захватив корабль, Уорд забирал себе все, что принадлежало жертвам, – по его словам, чтобы тех не раздели догола янычары. Так корсар дурачил пленников прямо на глазах у моряков-христиан[1230].

Если вдруг корабли решали сопротивляться, экипажу порой обещали свободу, если те сдадутся и позволят забрать товары[1231]. Не надо быть мудрецом, чтобы догадаться, что ждало капитанов, которые купились на посулы. Но даже если капитан отказывался, все равно такое обещание могло посеять раздор между ним, командой и пассажирами. А тех, кто противился до конца, пираты убивали – в назидание другим. Не раз трипольские корсары открывали огонь по вражескому кораблю, который не хотел сдаваться мирно, с криками: «Cane, Giudeo traditor, perque non mainar, perche combater?» («Пес! Иудей-предатель! Почему не спустить паруса? Зачем воевать?»)[1232].

Собственно, гази не желали, чтобы пострадали корабли, которые они собирались захватить. Поэтому они стреляли по парусам, или же, выражаясь более точно, обезоруживали парусники, и легко брали на абордаж замерший корабль. Сам Хайреддин наставлял пушкарей: «Осторожнее! Прежде чем идти на абордаж, не бейте ядрами в барчи! Цельте вверх! Нам нужны товары, которые там хранятся!»[1233]. И пушкари, внимая словам Хайреддина, открывали огонь с высоты. Впрочем, этот метод идеально подходил и для самих парусников, по которым тяжело было целиться, особенно из-за их высоких палуб[1234]. На них стояли короткоствольные и малокалиберные эйнеки или же дробовые «пушки-убийцы», заряженные каменными ядрами.

Так, вместо простых ядер пушкари стреляли микрасами[1235], макасами (cross-bar) и паланкете[1236], изготовленными из различных металлов, покрытыми горючей смесью и рвущими паруса. Как нам известно, в 1626 году Хасан Калфа сумел остановить венецианское судно, за которым гнался на своем самом быстром корабле целую ночь, лишь когда повредил его мачты, паруса и канаты[1237]. Случалось и так, что корсары заставляли корабли бросать якорь или же пытались протаранить их пустой лодкой[1238]. Если зарядный скрап (langrel) и легкие пушки в переднем верхнем трюме и на палубе предназначались для того, чтобы убивать экипаж, то «свиные копытца» (осм. «па-йы хынзыр», англ. firepikes)[1239], засаленные лохмотья и харакки[1240] поджигали вражеское судно[1241].

Бывало, корсары били и по экипажу. В 1607 году это сделал Джон Уорд с венецианским кораблем «Реньера и Содерина» (Reniera e Soderina). Он приблизился на двух кораблях и выпустил двенадцать ядер и по парусам, и по всем, кто находился на палубе. Все в панике бросились в трюмы и к юту, забыв о схватке. А на ободрения капитана команда, подстрекаемая плотником, заявила, что тому уже и не стоит управлять кораблем[1242].