После этого груз, находившийся под палубой, регистрировал секретарь-ходжи, чтобы высчитать все необходимые налоги по возвращении в порт, и вкладчики справедливо получили свою долю. Три группы получали часть захваченной добычи – деньгами, вещами или рабами. Во-первых, доля уходила государству, и сколько бы ее ни называли «пенчиком»[1626]
(от перс. «пятая часть»)[1627], обычно она составляла 10–14 %[1628]. Отметим, что бейлербеи, управлявшие портами, деи или беи брали свою долю пленников – восьмую, а порой даже пятую часть, и выбирали первыми[1629]. Процент налога, принадлежавшего государству, менялся и в зависимости от того, кто его взимал. Как пишет Соса, Улудж Хасан мог мгновенно повысить пенчик (седьмую часть дохода) до пятой части. И еще, словно ему не хватало выкупных рабов, Улудж выдвинул условие: экипажи корсарских судов, бросавших якорь в порту, были обязаны обращаться к нему как к инвестору, когда отправлялись в походы. В годы перебоев с поставками зерна Улудж, скупив на рынке всю пшеницу, продал хлеб по вдвое завышенной цене. Потом он сделал то же самое со сливочным и оливковым маслом, с медом и овощами, и народ так вознегодовал, что отправил к султану делегацию с прошением об отставке жадного венецианца с поста[1630]. Но пусть Улудж Хасан и был скаредом, он не мог делать так вечно. Опять же, когда пенчик в Сале вырос до 20 %, так случилось лишь из-за того, что порт потерял независимость и перешел в собственность марокканского султана. А когда султан стал судовладельцем, доля выросла до 60 %; кроме того, с 1678 года султан получал всех рабов за ничтожную плату – 50 экю[1631].Впрочем, если не считать таких уникальных ситуаций, то те, кто покушался на долю, принадлежавшую корсарам, серьезно рисковали, и это влекло последствия намного более серьезные, чем делегация, посланная в Дерсаадет. Бунт 1659 года, начавший эпоху деев в Алжире, вспыхнул после того, как бейлербей Ибрагим-паша не нашел денег на отправку в Стамбул, и боясь, что его снимут с поста, покусился на выплату, присланную корсарам из столицы. Пашу можно было понять. Присоединившись к султанскому флоту, участвовавшему в Критской войне, гази оказались без добычи: им просто некогда было разбойничать. Выходит, паша законно претендовал на султанскую выплату. Но эта «логичная» претензия взбесила корсаров; заключив Ибрагима в тюрьму, они пригрозили ему казнью, и эпоха бейлербеев закончилась[1632]
. Подобное происходило и в Триполи. Против Османа-паши поднимут целых два бунта – в 1652 и 1672 годах – из-за несправедливого раздела добычи[1633]. После восстаний все захваченные пленники в 1673 году достались паше, но началась эпоха деев, которым уже доставалась не более чем половина рабов, а остальных продавали на рынке, распределяя выручку среди экипажа[1634].Наряду с этим не существовало какого-либо определенного правила о разделе кораблей. Мы знаем, что в 1510-е годы Оруч-реис отдал «половину пользы» (стоимости) захваченного им корабля тунисскому султану[1635]
. Однако такой высокий процент мог побудить султана к инвестициям в морские авантюры. В любом случае крайняя нехватка древесины и корабельного материала в североафриканских портах вынуждала власти требовать себе корабли, захваченные пиратами. Впрочем, на деле это оказывалось невозможным. Какой прок был корсарам вести корабль до порта, чтобы не получить за него ни гроша?[1636] Правила смягчатся лишь после 1640 года, когда появятся принципы раздела кораблей и другого имущества[1637].Перед тем как делить оставшиеся деньги между инвесторами и участниками морского похода, требовалось уплатить мелкие подати, «бадж» (налог, в частности таможенный). Для порта он справедливо составлял 1 %, но в обычай вошло дарить такую же сумму и местным мурабитам[1638]
. Подобные подношения духовным лицам ради благоволения фортуны делали не только гази. По закону, вышедшему в 1583 году, каждый из корсарских кораблей, возвращавшихся на Мальту, был обязан отдавать 5 % добычи монахам в Валлетте; а кроме того, экипажи еще и освящали суда за 3 %, прежде чем оставить порт[1639]. И пираты четко выплачивали указанные суммы – не такие уж и большие, – чтобы поддерживать в народе представление о священной войне, позволявшее им узаконить морской разбой. А кроме того, как без молитв мурабитов и монахов спастись от внезапных бурь и трезубца Посейдона?