Корсары султана. Священная война, религия, пиратство и рабство в османском Средиземноморье, 1500-1700 гг.

Откупались от пиратов и корабельные экипажи. В 1582 году капитан судна из Рагузы, попавшись Улуджу Хасану, сумел за 9000 экю спасти не только себя и зерно, но и кормчего с секретарем[1611]. Здесь следует привлечь внимание к двум моментам. Во-первых, корсары не должны были нападать на корабль из Рагузы, охраняемый султанскими ахиднаме. Впрочем, дело здесь темное: корабль перевозил зерно между двумя портами, подчиненными Габсбургам. Поэтому можно сказать, что о сумме договорились. Рагузский капитан сумел избавиться от дипломатической волокиты, которая бы тянулась годами, дорого бы ему обошлась и могла бы окончиться ничем, а пиратам не пришлось искать, где сбыть захваченный товар, и пробиваться через препоны Стамбула. Другой немаловажный штрих: деньги не выплачивались на месте, а должны были прийти по векселю через три месяца. Где найти более явное доказательство того, что развитая система оплаты между гази и их жертвами, основанная на сети доверия, существовала еще в XVI столетии?

Можно привести и иные примеры. Де Аранда и его друзья, полагая, что гази держат свое слово, решили предложить им 32 000 патагонов[1612], лишь бы те не брали их в плен и доставили к христианским берегам; только, к сожалению, их капитан о том не знал и вовлек всех в беду[1613]. А иногда капитаны оберегали путешественников и платили за них сами. Один из капитанов христианской тартаны уплатил 4600 пиастров за мусульманских пассажиров с их товарами, когда те попали в руки Пьетро Зелалиху[1614]. Вероятно, это была неплохая инвестиция, если учесть, что они принадлежали ко двору османского султана.

Теперь рассмотрим, от чего корсары презрительно отказывались. Гази часто отпускали пленников, непригодных к работе и продаже или неспособных выдержать обратную дорогу в порт. В 1627 году они разрешили уйти какому-то калеке в Исландии[1615], а через четыре года в Балтиморе – двум старикам[1616]. Корсарам категорически запрещалось брать в плен монахов из орденов тринитариев и мерседариев, выкупавших невольников[1617], а также торговцев и дипломатов, имевших султанские бераты, при каких бы условиях те ни попали в руки захватчиков.

Но если освобождение пленников на суше не составляло проблем, то в море дела обстояли иначе. Что оставалось делать с теми, кого не брали в неволю? Из рапорта, датированного 1637 годом, мы узнаем: корсары Сале просто-напросто бросали их в воду или же оставляли на первом повстречавшемся острове[1618]. Однако корсары, захватившие судно «Ребекка» (Rebecca), плывшее под английским флагом и нагруженное серебром ценою в четверть миллиона фунтов, были так счастливы, что освободили всех невольников, усадив их в шлюпку[1619]. К тем, кто пострадал в морском сражении, могли прислать врача, но все тяжелораненые и непригодные для рабства шли на корм рыбам вместе с погибшими[1620]. Брать на корабль раненых не имело смысла ни с экономической, ни с навигационной, ни с медицинской точек зрения. Да и мальтийцев вряд ли назовешь более милосердными: часто судьбу христианских путников, попавшихся им в руки, решали какой-то беспросветный остров или же крохотная лодка[1621].

Раздел добычи

Теперь посмотрим, как трофеи распределялись между теми, кто вкладывал деньги, и теми, кто совершал сам разбой.

Вот первое, на что следует обратить внимание: когда кто-либо захватывал корабль (будто обоз в сухопутной войне), солдатам тут же разрешалось забрать себе часть вещей и товаров. Секретари не регистрировали то, что находилось в карманах моряков, каютную утварь, еду и отданные на разграбление товары (karapartal)[1622], хранившиеся посреди двух палуб. Как говорили в ту пору: «Стоит взглянуть, кто брал, и ясно, что забрали»[1623]. Расхищать карапарталь на сдавшихся кораблях запрещалось – видимо, чтобы солдаты решительнее воевали (на суше так действовало право на трехдневный грабеж захваченного города)[1624]. Не раз тот, кто первым увидел корабль-жертву, и тот, кто первым устремлялся на его палубу, получали в награду и деньги, и пленников, – так поощряли солдат[1625]. Вещи в капитанской каюте не считались карапарталем, и их забирал корсар-реис.