Корсары султана. Священная война, религия, пиратство и рабство в османском Средиземноморье, 1500-1700 гг.

Так возвысились многие знаменитые корсары. Впрочем, пусть даже мы подробно знаем прошлое Улуджа Али, чья «средиземноморская мечта» стала главным делом его жизни после того, как он, будучи гребцом-невольником[1575], принял ислам, нам все же неизвестно, как он пошел в корсары, пусть даже он пиратствовал от Калабрии до Магриба и Стамбула. Но кое-что нам известно об Арнавуде Мураде, который прославился не меньше, чем Улудж. Попав в Алжир рабом в двенадцать лет, Мурад был продан пирату по имени Караджа Али. Тот в какой-то момент освободил Мурада – но их связь не прервалась. Али вверил своему воспитаннику кальетэ с девятнадцатью банками, чтобы вместе промышлять разбоем. Они совершат не один поход, набивая карманы деньгами, однако их союз разрушится в дни османского похода на Мальту. Мурад решит и дальше заниматься морским разбоем, а не участвовать вместе с султанским флотом в неприбыльной осаде острова. Но проблемы ему принесет не только непослушание – Мурад потеряет кальетэ, наткнувшись на скалу у острова Пьяноса. Лишь с помощью Всевышнего ему удалось спасти товары и рабов и даже уберечь весла с парусами, а затем, пробыв на острове сорок дней, он вернулся в Алжир, – благодаря тому, что на остров зашли четыре пиратских кальетэ.

Возвратившись, Мурад был вынужден отдать разъяренному господину всех своих рабов. Он с лихвой заплатил за непокорность. Больше у него не нашлось покровителей, и разбойничать теперь приходилось, рассчитывая только на себя. Поспешно снарядив фусту (galeota) с пятнадцатью банками, Мурад отправился к берегам Испании и через неделю возвратился оттуда на трех бригантинах и привел с собой сто сорок невольников-христиан. Так ему удалось не только разжиться деньгами, в которых он давно нуждался, – он обрел авторитет, снова склонил к себе сердце господина и пересел на кальетэ. Впредь Мурад будет пиратствовать в одиночку; он получит полную свободу, когда Караджа Али после сражения у Лепанто переберется в Стамбул. Мурад быстро прибавит к славе и всеобщее уважение, став алжирским капуданом, а затем и санджак-беем Моры (Пелопоннеса)[1576].

Беннассары сравнивают корсарство с социальным трамплином[1577], и оно, должно быть, возвысило многих вроде Улуджа Али и Мурада. Оно позволяло и найти покровителя, и многому научиться под крылом известных пиратов, и завести политические, торговые и финансовые связи. Корсары побуждали невольников, сведущих в морском деле, принимать ислам; дарили им корабли, рабов и капитал, как Караджа Али – Мураду; давали долю в промысле, как крупные компании – управленцам высшего звена. И когда кто-то даровал свободу своему рабу, это еще не означало разрыва; просто менялся правовой статус сторон. Бывший господин все так же покровительствовал невольнику, а тот, оставаясь верным, связывал с первым судьбу.

Не следует забывать, что Улудж Али вышел из-под крыла Тургуда-реиса, а для Улуджа Хасана и многих пиратов Тургуд был покровителем. В разделе 2 мы уже отмечали, что в первой четверти XVII века среди голландских реисов Алжира был распространен такой патронаж, – скажем, Кючюк Мурад пользовался благосклонностью Сулеймана-реиса. А прославленный Али Биджинин почти основал с его ведома целую корсарскую школу, где воспитал прославленных реисов: Мурада, Мустафу, Хасана и Саима[1578].

Присвоение добычи

Корсарам не всегда было выгодно доставлять добычу в порт. Корабли, полные товара, замедлялись, и разбойничать было намного труднее; оттого часто сокращался и срок похода. Кроме того, когда отсталые пиратские порты с их низким спросом внезапно наполнялись товарами, это вело к падению цен. Продажа добычи в зажиточных европейских портах сулила большую прибыль, и именно поэтому, когда товары, захваченные на голландских кораблях в Ла-Манше, запретили сбывать в Лондоне[1579], знаменитый Канарьялы Али-реис метал громы и молнии, заявляя, что такие действия не соответствуют Десятой статье капитуляций[1580]. Ведь какой был смысл тащить столько добра на ту сторону Гибралтара? Разве торговцы, купив его в Алжире, не привезут все обратно в христианские порты?[1581] И так поступали не только османские корсары. Как нам известно, некий бриг с четырнадцатью банками, неведомо как захватив мусульманский карамюрсель, сразу же продал грекам все обнаруженное на корабле зерно, да еще и за бесценок[1582].

Помимо прочего, с экономической точки зрения было нерационально везти рабов в Магриб и кормить их там годами. Те уже перешли в разряд выкупных пленников, поскольку в эпоху парусников гребцы уже не требовались так остро. Иных занятий, кроме гребли, для невольников на корсарском корабле не находилось, а потому перевозка рабов в Северную Африку не только влекла дополнительные расходы, но и снижала вероятность того, что тех выкупят. Конечно же, некоторые забирали свою долю дохода, отпуская пленников прямо на месте. Стамбул даже настаивал на том, чтобы реисы доставляли христианских аристократов в османскую столицу, а не продавали «задешево»[1583].