Корсары султана. Священная война, религия, пиратство и рабство в османском Средиземноморье, 1500-1700 гг.

Вероятно, из всех товаров, которые корсары поставляли в порты, самым необходимым было зерно. Не зря один из архивных документов Ватикана упоминает о том, что населению тех городов «попросту нечего было бы есть», если бы не корсары[1543]. А прибавив к изменчивым осадкам Средиземноморья еще и чувствительность злаков к климату, мы поймем, почему скудные урожаи обрекали людей, живших в Средиземноморье, постоянно торговать зерном, причем опять-таки к выгоде зажиточных портов[1544]. Совершенно естественно, что в такой ситуации те, кому недоставало денег, хватались за оружие и нападали на груженные пшеницей барчи и марсильяны. В 1591 году мальтийские рыцари, выйдя в открытое море в дни голода на острове, больше и не помышляли о священной войне, готовые атаковать первое встречное судно, хоть врагов, хоть друзей[1545]. Да что там! Даже венецианский флот, страдая от нехватки зерна, без колебаний захватил корабли с пшеницей, идущие с Сицилии в Рагузу (Дубровник)[1546]. Возникает всего один вопрос: насколько можно утверждать, что принуждение к продаже товара чем-то отличалось от того же разбоя?

Было бы крайне удивительно, если бы корсары в такой обстановке сидели сложа руки. В 1515 году Хайреддин, вышедший из Джиджеля на двенадцати кальетэ, вскоре возвратился, захватив у Сардинии и Сицилии три корабля с зерном[1547]. В 1520 году он уже во главе пяти кальетэ отправится к берегам той же Сардинии, и, повстречав шестнадцать кораблей с зерном, захватит пять, остальные потопит и снова, не теряя времени, вернется в Джиджель. В том же году Айдын-реис заберет себе два судна, нагруженных пшеницей, возле берегов Валенсии[1548]. Затем в 1534 году он же, отправившись вместе с флотом в Стамбул по приглашению Ибрагима-паши, захватит по пути еще восемь из тринадцати кораблей, на которых обычно возили зерно. Как на беду, суда оказались пустыми, и Айдыну пришлось довольствоваться только пленниками[1549]. Интересно, попадись все-таки реису пшеница, куда бы он ее отправил? В Алжир – или в Дерсаадет (Стамбул, осм. «обитель счастья»), чтобы склонить к себе сердца жителей и похвалиться удалью перед новым покровителем? В любом случае Айдын не пропустил торговые корабли, даже когда мчался в столицу по зову султана, что еще раз напоминает нам об особом значении пшеницы в Средиземноморье.

Мы видим и то, как Тургуд – в те годы, когда он наводил ужас на Средиземноморье, – преследовал корабли с зерном в открытом море ранней весной. В 1546 году корсар во главе шестнадцати чектири поймает четыре корабля и тут же отошлет их к своей базе, на Джербу[1550]. Такой поступок еще сильнее возвысил реиса в глазах народа: можно ли было найти лучшего гостя? Еще через два года в сети к Тургуду угодит новая добыча – сицилийское зерно[1551]. А в мае 1549 года он появится во главе флота из двадцати восьми чектири невдалеке от острова Устика, что севернее Палермо, – там он будет охотиться на суда с пшеницей, вышедшие из Термини и Кастелламмаре[1552]. В 1553 году корсары, выйдя с Джербы на шестнадцати кальетэ, поймали два корабля, один из которых был полон пшеницы[1553]. В июле 1554 года капитан Якобо Бруно, перевозивший зерно из Таранто в Неаполь, повстречал десять пиратских кальетэ; он удрал от них, бросив свой корабль, и выбрался на сушу на мысе Спартивенто[1554]. Четыре года спустя Улудж Али, еще неизвестный, разграбил остров Гозо, успев за четыре дня захватить пять кораблей, три из которых везли огромный груз зерна. С одной стороны, эта успешная операция гази-калабрийца открыто бросала вызов конкурентам – мальтийским рыцарям, упустившим эти корабли прямо у себя из-под носа, с другой же – спасла от голода население Триполи, где оставалось пшеницы всего на несколько дней[1555].

Гази не могли производить материалы, необходимые для постройки кораблей и флота; как мы увидим из «мюхимме дефтер» (официальные протоколы османского дивана) и в разделе 11 этого труда, пиратам помогал османский Восток. Тем не менее, особенно если вести речь о парусниках, несомненно, в преступления вовлекались и европейские порты, а прежде всего – Марсель[1556]. Именно пиратские грабежи и сделали возможным такое соучастие. Мы имеем в виду не только захват кораблей и добычи; похоже, наличие тех или иных товаров, попадавших к морским разбойникам, а также политическое значение их набегов подтолкнуло европейские государства к сотрудничеству с корсарскими столицами, – и Европа продавала им материалы, которые обычно считались запрещенными (merces prohibitae)[1557].