Корсары султана. Священная война, религия, пиратство и рабство в османском Средиземноморье, 1500-1700 гг.

Еще один случай: в 1595 году, когда люди Арнавуда Мурада-реиса предложат тому снова поработить монаха Иеронима Грациана, совсем недавно спасенного из неволи и сумевшего вернуться домой, тот ответит, что человека, за которого уплачен выкуп, нельзя вновь брать в плен[1736]. Есть же этикет, в конце концов! В мае 1632 года капуданэ (командирская галера) Уста Мурада остановила в проливе Бонифачо корабль, нагруженный солью; тогда у капитана, вызванного на борт к Мураду, спросили о владельце судна и о грузе. Капитан-генуэзец, соотечественник Мурада, ответил, что корабль принадлежит ему и иностранцев на борту нет, за исключением одного француза, которого он взялся доставить к Бастион де Франс, что на берегах Туниса. Уста Мурад забрал только несчастного савойца, разрешив остальным путникам с их товарами плыть дальше[1737].

Корсары обладали правом брать в плен подданных вражеских государств и захватывать их товары, даже если те путешествовали на кораблях, принадлежавших дружественным странам. Однако, как мы уже ранее отмечали, корсарам требовалось оплатить перевозку товаров, поскольку капитан дружественного корабля обязывался возвратить судовладельцу затраты на нее[1738].

Те, кто знал, что корсарам важно не только то, кому принадлежит корабль, но и то, кто владеет товарами, паковали груз так, чтобы казалось, будто он является собственностью иного государства. Например, мусульманский торговец Хаджи Мухаммед договорился с британским консулом и отметил, что груз принадлежит англичанину. Но все эти меры пошли прахом, когда корсары Санто-Стефано захватили его корабль «Триумф» (Triumph) – им было все равно, кому тот принадлежал, хоть мусульманину, хоть христианину. А появление Хаджи Мухаммеда в призовом суде Пизы и его участие в процессе, начавшемся в марте 1608 года, показывают, насколько коммерсанты полагались на законы, управлявшие корсарством. Жаль только, что упрямый торговец, видимо, не очень-то знал международное право, пусть и рассчитывал на его помощь. Хаджи заявит, что 300 с лишним рулонов ткани, пересылаемые им из Индии в Мекку, а оттуда – в Дамаск, должны были затем отправиться в Северную Африку, и он за целых 540 экю договорился с английским консулом в Дамаске, что погрузит товары на корабль под его именем. Тем самым Хаджи лично объявил, что корсары захватили его товары законно[1739]. Вероятно, он совершенно забыл, что дает показания в присутствии христианского судьи, а не османского кади.

Когда же корсары, вопреки ахиднаме, захватывали дружеские корабли, нарушая международное право, то искали причины, способные послужить поводом к действию и представить их деяние как законное. Один из алжирских корсаров, одолев французский корабль, перевозящий из Сайды товары общей стоимостью 60 000 экю, убедил диван в законности добычи за счет поддержки влиятельных покровителей, Сейди Хамуда и Хасана Портекиза. Реис оправдался так: во-первых, ему отдали приказ о нападении на корсарский корабль, поскольку на момент его выхода в море договор между Алжиром и Францией еще не был подписан; во-вторых, снаряжение корабля обошлось в немалую сумму; в-третьих, иностранное судно само не повиновалось закону: экипаж не признался, что представляет Францию, не поднял государственный флаг, и никто не понял, кому принадлежит корабль; в-четвертых, сами французы и начали бой; в-пятых, их судно перевозило рис из Анатолии (la Turquie), то есть занималось контрабандой[1740]. Как видно, почти все аргументы, за исключением одного, совершенно законны. Корсар, обвиняя французов в контрабанде или же в том, что их капитан не соблюдал должные правила во время встречи, хотел лишить последнего прав, указанных в ахиднаме.