Кроме Улуджа Али, многие мюхтэди из его окружения попали под зоркое око тайной службы Габсбургов. Два ренегата, Синан (Хуан Брионес) и Хайдар (англичанин Роберт Древер), стали постоянными осведомителями; причем присылали свои письма с кораблей османского флота, бывшего в открытом море![224]
В какой-то момент Синан даже решит сбежать оттуда, чтобы вернуться на родину[225]. Некий Педро Бреа, человек Улуджа Али, начнет передавать сведения Джованни Марльяни – неофициальному послу Габсбургов, прибывшему в Стамбул подписать с османами соглашение о перемирии[226]. Вскоре он даже сделает то, чего не сумел Синан: сбежит из Стамбула, доберется до Неаполя, оттуда – до Испании, а затем габсбургским властям придется спасать его семью и увозить ее из Стамбула в Венецию[227]. Сам Педро Бреа еще возвратится в османскую столицу, но уже как шпион Габсбургов, – подговаривать Джафера-пашу предать султана[228].Также Хуан Австрийский послал в Стамбул двух переговорщиков: Антона Авеллана и Вирджилио Полидоро – добиться снижения цены на выкуп габсбургских солдат, попавших в плен в Хальк-эль-Уэде. Те, возвратившись, подали ему рапорт, где уведомляли, какие контакты следует завязать тайной службе Габсбургов в османской столице. Среди них были влиятельные мюхтэди из окружения Улуджа Али: ломбардец Сулейман-ага; Антонио де Вале, уроженец Британии; англичанин Мурад-ага (Карло/Чарльз Дэниел), двое французов-госпитальеров, а также один испанец, сын капитана из Хальк-эль-Уэда (
Интересно, что вовсе не обязательно было и принадлежать к мюхтэди, чтобы участвовать в такого рода заговорах. Хайреддин-паша тоже довольно долго поддерживал отношения с Габсгургами[231]
. И сколько бы нас ни убеждали в том, что он вел переговоры по велению султана, стремясь запутать противника, все же секретность и меры предосторожности, которых придерживался опытный корсар, наводят на мысль, что эти встречи были совершенно искренними[232]. Опять-таки, еще один мусульманин, сын известного пирата Салиха-реиса, алжирский бейлербей Мехмед-паша (1565–1568) лично проявил инициативу и установил контакты с Габсбургами, не дожидаясь агентов. Когда бывшего бейлербея привезли в Стамбул, освободив из плена, куда тот попал в битве при Лепанто, он, осознавая, что опозорен, решил просить у Габсбургов тридцать тысяч дукатов. Он сказал, что поднесет их Соколлу Мехмеду-паше, а когда за это вновь получит должность бейлербея Алжира, то сразу же сдаст это корсарское гнездо Габсбургам, заключит союз со своим верным другом Абдюльмеликом, который взошел на марокканский трон, и выдворит османов из Северной Африки. Так бывший бейлербей, сын такого знаменитого гази, как Салих-реис, предложил себя на роль мусульманского вассала Габсбургов в Алжире. Когда же вероломный замысел провалился, Мехмед-паша уехал жить на Сицилию. Веру он менять не стал, оставшись мусульманином[233].Итак, сын знаменитого воителя за веру, мусульманин от рождения, ставший бейлербеем, был готов с легкостью передать самый важный из центров морских гази Филиппу II, главному врагу ислама. Не исключено, что это мог быть и способ выманивания денег. Но это мало что меняет, поскольку самое важное в том, что и Мехмед-паша, и испанцы полагали, будто подобный замысел можно легко претворить в жизнь. Никто не посчитал глупостью желание прославленного гази сотрудничать с самым могущественным монархом христианского мира.
Реисы-ренегаты из северных стран, живших в мире с османами, получали поддержку от своих бывших правительств, несмотря на то что отреклись от родины и веры. Более того, даже если эти правительства не поддерживали корсарских капитанов, они им и не препятствовали, не желая злить ни Стамбул, ни Алжир, а тем более – попадать под ответные удары. Здесь уместно привести пример с голландцами-мюхтэди. В пределах прав, которые им гарантировали султанские ахиднаме, те часто возвращались на родину, где пользовались портами и верфями, а также набирали людей[234]
.