Корсары султана. Священная война, религия, пиратство и рабство в османском Средиземноморье, 1500-1700 гг.

Действительно, гребцы-рабы требовали меньших затрат, нежели вольные наемники; однако не стоит и преувеличивать. Во-первых, потребность в гребцах возрастала и обрекала даже центральные державы усаживать на банки новичков. Во-вторых, корсары ни за что не рискнули бы вверить судьбу неопытным гребцам, когда от быстроты судна зависели их жизни. По сути, здесь они даже обладали преимуществом перед центральными державами, поскольку постоянно совершали набеги. Захватывая корабли и грабя прибрежные поселения (если они их щадили и не разрушали), корсары вдоволь пополняли свои корабли людьми, прекрасно знавшими море. Естественно, пираты не соглашались принимать за них выкуп: выносливые рабы за высокую цену переходили от одного хозяина к другому[794]. И лишь тех, кто не привык к веслу, позволяли выкупать, переводили на сушу или же, как жаловался секретарь венецианского байло, перепродавали в Анатолию[795].

Уточним, что рабы корсаров были уроженцами Западного Средиземноморья, в отличие от тех, которые попадали на османские галеры. Мишель Фонтене проторил путь, просмотрев данные о невольниках, находившихся на османских чектири (всего их 2438). Родина многих (2120) установлена. Распределение рабов – в таблице ниже.

Таблица 20

Географическое распределение гребцов-невольников на османских галерах, захваченных мальтийскими рыцарями

Как видно, число рабов-славян с севера достигало 66,2 % (это высочайший показатель), тогда как все остальные невольники – итальянцы, испанцы, французы, греки, неаполитанцы и сицилийцы, захваченные на разных берегах Средиземного моря, насчитывают лишь 23,4 %. Причем половину славян составляли украинцы, которых именовали «русами». Данные в очередной раз раскрывают значение татарских набегов для стамбульского рынка работорговли.

Тем не менее на фоне галеры бейлербея Триполи, захваченной мальтийцами в 1590 году, перед нами вырисовывается совершенно иная картина. Из 263 христиан, находившихся на корабле, 165 запросили у иоаннитов паспорта, позволяющие им возвратиться на родину, и, таким образом, все, за исключением одного, сообщили сведения о себе. Как оказалось, половину из 164 невольников составляли итальянцы (77 человек, 46,9 %), еще четверть – испанцы (40 человек, 24,3 %); семеро были из Ниццы; семнадцать – из других областей Франции; восемь рабов – с Сицилии, Корсики и Мальты. Если вкратце, то 86,5 % экипажа (142 человека) были выходцами из Западного Средиземноморья. Большинство же представителей Востока попали на галеры не с морских берегов. Если греков и балканских славян насчитывалось 16 человек (9,8 %), то из Анатолии был всего один. Наряду с этим доля «русов» и венгров, которая в первой группе превышала 70 %, уменьшилась до 3 % (5 человек)[796].

Конечно же, и корсары брали на банки вольнонаемных гребцов. Турки и мюхтэди из таких членов экипажа получали в 1581 году по 12 экю. Их называли buenas boyas («хорошие гребцы»); в то же время для мудехаров использовался термин bagarin (венец. «мелкие»)[797]. Кроме того, невозможно себе даже представить небольшие чектири вроде фусты, бригантины и фыркаты с малочисленным экипажем без свободных гребцов; именно они и тянули весла, и хватались за оружие, если приходилось сражаться[798]. Бесспорно, невольники, всегда готовые к мятежу, только создали бы лишние проблемы на малых кораблях. В 1561 году на четырех захваченных кальетэ соотношение между рабами-христианами и турками было абсолютно равным – по 280 человек, – однако на двадцать одной бригантине их было всего 10, а турок – 365[799].

Рабская жизнь

Безусловно, на кораблях гребцы жили в тяжелейших условиях. Долгие месяцы находиться в грязи и тесноте, спать будто «сардины в корзине» (como sardinas en cesto)[800] и часами тянуть весло – все это торило верный путь к смерти. Не зря ведь Сервантес называет десять лет неволи на галерах «гражданской смертью» (muerte civil)[801].

Тем не менее с «гражданством смерти» надо было сводить счеты. Николо Дона в рапорте, датированном 1599 годом, отмечает, что за веслами умирали 60 % осужденных на галеры[802]. Впрочем, исследования современных историков доказывают, что венецианский адмирал преувеличивал. Согласно Томсону, лишь половина таких гребцов оканчивала срок своего наказания в мире ином[803]. Этот показатель (50 %) принимает и Филип Уильямс[804]. Андре Зисберг, исследовавший историю французских гребцов в период 1640–1748 годов, тоже повторяет, что каждый второй отправлялся на тот свет или же, если выразиться более уместно, шел на корм рыбам; кроме того, две трети из тех, кто умер, прощались с жизнью в первые три года каторги. Если же уточнить, что лишь 2 % погибало в сражениях[805], мы еще лучше поймем, в какой «ад» превращалась жизнь на галерах, о чем даже свидетельствует одна из пословиц ХVI столетия[806].